Сергей Ольшанский: "Виктора Тихонова из ЦСКА увольнял я"

• Эта статья в архиве

***.

– В "Спартаке" вы пережили двух тренеров – Симоняна и Гуляева. Контраст гигантский?



– Даже не представляете, какой! С Гуляевым мы выиграли чемпионат и взяли серебро в 1974-м, но все равно – на установки к нему ходили как концерт. Такие обороты! Минаев и Кокарев блокноты с собой брали, конспектировали: "Центральный нападающий Маркин сегодня играет центрального нападающего". "Беги бегом". "Подавай угловой на уровне метр двадцать – метр тридцать"… Чудил, словом. А звали его Гундос. Говорил в нос.



– Ловчев вспоминал, как установку Гуляева записали на магнитофон – потом крутили с молодыми. Сидят, хохочут. Тут дверь открывается, заходит сам Гуляев: "Что, Райкина слушаете?"



– Была такая история. А я попросил Минаева, чтоб мне записал – так он передал целую стопку листочков. Где-то лежат… Меня что поражало? Гуляев давал упражнения, которые не идут! Вот не идут и всё! Ему скажешь – а он гнет: "Нет, будем делать!" Как отойдет в сторонку, мы что-то свое придумываем. Снисходительно к нему относились – Гуляев все-таки не злобный был дядька.



– Тем более, второй тренер был выдающийся.



– Да, к Игорю Нетто уважение огромное! Прислушивались гораздо сильнее, чем к главному тренеру! Игорь Александрович – простой человек, всегда поговорить можно было. Только с Гуляевыми они пикировались время от времени. Помню, ехали в автобусе, увидели баранов на лужайке: "О! – обрадовался Нетто. – Это "Спартак" идет…" А Сальников нам технику преподавал.



– Когда последний раз в Тарасовке были?



– После того, как в 1975-м забрали из "Спартака" в армию, ни разу не приезжал.



– А хотелось бы?



– Конечно! Но там, говорят, охрана?



– Еще какая.



– А раньше – заходи кто хочет. Жили мы еще в деревянном домике. Электричка проносится – тот ходуном ходит.



– Тот "Спартак" был беднейшей командой высшей лиги?



– Никаких доплат у нас не существовало. Какая ставка – столько получишь. Кому-то 180 платили, кому-то – 80. Премиальные – 60 рублей. Неважно, киевское "Динамо" обыграли или "Кайрат". Могла премия свалиться от московского городского совета "Спартака". Рублей 20-30.



– Даже "Торпедо" жило лучше?



– Да конечно! Там люди к цехам были прикреплены. В "Локомотиве" – к железной дороге. В ЦСКА и "Динамо" платили за погоны. Когда Силагадзе и Кавазашвили ушли в Кутаиси, получали там больше, чем в "Спартаке"! Хоть они и не за деньгами туда поехали. Нас выручали только "халтуры". Как перерыв – едем. Даже в разгар сезона. Могли раз двадцать смотаться за год.



– Сколько приносила поездка?



– Рублей восемьдесят.



– Абсурдная ситуация.



– Прилетаем на сбор в Сочи со "Спартаком". Живем в одной гостинице с командой "Вулкан" из Петропавловска-Камчатского. Они едят черную икру, а мы салат из капусты. "Вулкан" в Сочи по два месяца сидел.



– Что ж не посидеть. На икре-то.



– А это вторая лига!



– Однажды случилась громкая история на таможне. Когда прихватили с контрабандным мохером почти всех звезд "Спартака".



– По истории с мохером дисквалифицировали одного Виталика Мирзоева. На год стал невыездным. Знаете, почему? Набрал мохера на все деньги, которые получил во Франции. Не удержался.



– Что ж он так?



– Идея-фикс у него была – купить "Волгу". На машину мохера привез! Потому что в Союзе считался самым ходовым товаром, можно было навариться здорово. Мы узнали, где фабрика во Франции. Рванули туда.



– И вы накупили?



– А как же? Разрешалось провозить через границу два кило мохера – так у меня был перевес граммов триста. Но Мирзоев-то целый баул набил! Когда на таможне принялись нас шерстить, сумку его расстегнули – оттуда этот мохер вылетать стал. Прямо взрыв! До потолка!



– Обычно спортсменов не проверяли?



– Да. Мы, набрав мохера, в последний вечер посидели с артистами из ансамбля Моисеева. Они в нашем отеле жили. Ну и выболтали лишнее. Как раз про мохер, про фабрику. А в ансамбле каждый второй (стучит по столу). Прилетаем в Москву – нас ждут.



– Мирзоев мечтал о "Волге". У вас-то была?



– В 1972-м Старостин подошел ко мне: "Сергей, "Волгу" возьмешь?"



– Обрадовались?



– Совсем нет. Отвечаю: "Николай Петрович, да у меня денег нет!" – "Я тебе дам…" – "Я ездить не умею" – "Ну и не езди! Продашь!"



– Дал денег-то?



– Ага. А друг отца Зины у меня схватил "Волгу" за две цены. 9 тысяч вернул Старостину, еще 9 образовалось на пустом месте.



– Так можно каждый год по "Волге" толкать.



– Если бы… Надо было что-то выиграть – тогда позволяли купить машину. Чемпионами стать, например.



– Тот же Прохоров рассказывал, что вы уже в "Спартаке" начали лысеть. Переживали, втирали в голову какие-то бальзамы.



– Полысел-то я еще до "Спартака"!



– В школе?



– Как раз в школе у меня была прическа будь здоров. Такой кок! Дома фотография лежит – увидели бы, не узнали. А лысеть начал, когда играл в экспериментальной сборной.



– Почему?



– Там тренировки частые. Моешь голову по пять раз в день. Начали волосы лезть. Поехали в ГДР играть – я оттуда всякие примочки привозил, лекарства для лысины. На время прекращалось – потом снова… Еще средняя часть у меня выгорала на солнце. Волосы были – а казалось, что нет!



– Вот несчастье.



– Поначалу стеснялся. Тогда же не было моды стричься наголо. Потом плюнул, перестал горевать. Девушек-то меньше не стало.



***



– У каждого защитника был нападающий, который его "возил". У вас?



– Против Толи Кожемякина, покойничка, сложно игралось. Очень талантливый парень. Было в нем что-то стрельцовское. Фактурный, коренастый. Еще с Володей Гуцаевым тяжело. Если набрал скорость, без фола не остановишь. Виталий Старухин – тоже не подарок. Высокий, прыгучий, головой забивал регулярно. Но из-под меня – ни разу.



– Как удавалось сдержать?



– Выбор позиции, игра на опережение. Идет мяч – а тут я перед ним выскакиваю. Помню, в матче за ЦСКА так Старухина прессовал, что от отчаяния грозить мне начал: "В Донецк приедешь, тебя убьют!"



– Испугались?



– Да ну, пацанские дела. Хотел на понт взять. Я в ответ: "Виталик, ты не языком чеши, а играй лучше. Если сможешь…" Против знаменитого португальца Торреса меня ставили. В нем вообще роста – два с лишним. Его чуть-чуть подталкивать надо было, до приема мяча.



– В Киеве учили на ногу наступить при угловом, незаметно по печени ребром ладони врезать. Вы это умели?



– Не увлекался такими приемами. Но иногда хотелось. Во Францию отправились на товарищеские матчи. Там в какой-то команде центрфорвард играл, аргентинец. Угловой – и мне локтем в нос!



Кинулся ловить этого аргентинца, хотел в открытую засадить. Я за ним, он – от меня. Наглый! Хорошо, далеко убежал, успел я остыть. Ладно, думаю. Матч доиграл с разбитым носом. Опух, как у клоуна. Так я никого за карьеру и не сломал. Даже случайно. Вот меня ломали.



– Кто еще?



– Володька Дорофеев из ЦСКА. Я ногу жестко поставил – а он въехал, как говорят, "с проносом". Провалялся я месяц с лишним.



– В декабре 1973-го вы, Ловчев и Онищенко сыграли за сборную мира в прощальном матче Гарринчи. Кто пригласил?



– Сборная СССР проводила турне по Южной Америке. В Рио к главному тренеру Горянскому подошли представители бразильской федерации футбола. Позвали нас с Володькой Онищенко, а Женька напросился: "И меня возьмите!" Подарили Гарринче самовар, который из Москвы захватили.



– Какая предусмотрительность.



– За границу всегда самовары везли. Если не продашь, хоть на что-нибудь обменяешь. Гарринче было уже сорок лет, скорость ушла, но все равно финтил. А Пеле техникой поразил. Стоял на бровке, мяч полетел в его сторону по уходящей траектории. Он задрал левую выше головы – и одним касанием остановил! Мяч прилип к ноге! Болельщики стоя аплодировали. Для меня Пеле – футболист номер один. Ни Марадону, ни Месси с ним не сравнить.



– Стадион был битком?



– Нет. Собралось 130 тысяч зрителей – а вмещала тогда "Маракана" 180 тысяч. Думали, после матча будет банкет, но в раздевалке даже чаю не налили. Вручили простенькую медаль с профилем Гарринчи – и до свидания.



– Сохранилась?



– Дома где-то лежала – вместе с майкой, в которой играл за сборную мира. Лет пять назад разыскал меня Николай Худобин, который открыл в Луганске музей Пеле. Приехал в Москву, обходил ветеранов. Его интересовало все, что связано с Пеле – автографы, книги, футболки, вымпелы, почтовые марки. Ко мне тоже заглянул, выпросил майку и медаль.



– Старостин – особенный человек в вашей жизни?



– Не то слово!



– При вас муху-то он прихлопнул?



– Прямо во время установки. "У-у, "Динамо" проклятое!" Все от хохота попадали. Это сейчас матч "Спартак" – ЦСКА главное дерби, а тогда – ничего особенного. Вот против "Динамо" – это да! Старостин говорил: "Обыграете "Динамо" – я вам все прощу!" Чувствовалось, какой у него зуб на ту организацию.



– Держал себя Николай Петрович блестяще.



– Зарядочку делал на месте. Так, потрусит. Чай пил с сушками. Заходишь к нему – и тебе наливает. За чаем он меня и отговорил из "Спартака" уходить.



– Что же не возвратились из ЦСКА в "Спартак" годы спустя?



– Вадим Никонов в "Торпедо" вернулся. Потому что там был Иванов, главный тренер. Сказал: "Вадик, отслужишь – ждем назад". Хотя риск-то был – в 27 нас забрали. Кто знает, какими вернемся в 29? Возраст! Мне же "Спартак" не говорил ничего. Тренировали команду Крутиков с Гилей Хусаиновым. Видимо, им я был не нужен.



– А Старостин?



– Его в тот сезон из "Спартака" убрали. Это потом он сказал: "Серега, да мы тебя в любом состоянии приняли бы! Ты что?" – "Так меня же, Николай Петрович, никто звал…"



– Действительно вернулись бы в "Спартак" – если б вам сказали такие же слова, как Никонову?



– Сто процентов! Когда понял, что "Спартак" охладел, в ЦСКА остался. Правда, не сразу. Предлагали-то "младшего лейтенанта", но я помнил, как меня замели. Документы отнес в институт физкультуры на госэкзамен и больше не появлялся. Говорю: "Если присвоите мне "лейтенанта", остаюсь…" – "Как? У тебя высшего образования нет, не положено!" А у меня ответ готов: "Раз вы меня с экзаменов забрали, сейчас позволяете их сдать. После этого даете звание".



– На том и сошлись?



– Да. Стал лейтенантом. Хотя солдату сдавать экзамены не положено, это нарушение закона. Но и меня не по закону на Камчатку упекли. Так что квиты.



– Не боялись армии условия ставить?



– А что бояться-то? Я отслужил! Это не они мне нужны были, а я – им. Ну, ушел бы. Не нужен – и ради Бога.



– История с вашим призывом – это сюрреализм.



– Май 1975-го. Я – капитан сборной СССР. Обыгрываем в Лужниках Югославию 3:0, мне до 27-летия остается три дня. Готовлюсь праздновать. Но встречать пришлось на призывном пункте. Наутро после матча звонок в дверь. Майор на пороге: "У меня приказ – без тебя не возвращаться. Вот повестка". Дайте, говорю, хоть позвонить.



– Кому? Адвокату?



– Старостину. Майор не против: "Пожалуйста. Я буду здесь сидеть, тебя ждать". Николай Петрович уже в курсе: "Сереж, ничего не могу сделать. Иди, служи. Приказ Гречко!" Оказывается, было накануне совещание в ЦК. Какие-то партийцы, болельщики "Спартака", повздорили то ли с Гречко, то ли с его замом – маршалом Соколовым.



– Если б вы знали, что за вами устроили охоту – три дня хоронились бы по чердакам?



– Мог лечь в больницу – вырезать аппендицит, например. Гланды удалять. А 27 исполнится – никто уже не заберет.



– "Спартак" никого не отмазывал?



– В том-то и дело, что до этого Старостин отмазал от армии Юрку Дарвина, вратаря. Получил нагоняй. Такой, что возможность отмазывать на время пропала. Вот это и сыграло против меня. Хотя Черненко болел за "Спартак". Бесков тренировал сборную – я у него вес имел.



– Ему бы набрали.



– Тоже набрал! Константин Иванович отвечает: "Сергей, ничего сделать не могу. Гречко – второй человек в стране". Если Бесков удивился, то Старостин точно был в курсе, что за мной придут.



– Почему же вас не предупредил?



– Тоже боялся, наверное. Мало ли что я сделаю? Вдруг сорвусь куда-то?



– У вас нет ощущения что вас все подставили в той ситуации – включая Старостина?



– Нет. Это ж закон. Я Старостина ни в чем не виню. Другой вопрос, не думал, что меня засунут настолько далеко. Ну, призовут. Ну, оправят в ЦСКА. Тоже хорошая команда. Крайний случай – смоленская "Искра", ростовский СКА…



– Как вы 27 лет отметили?



– Да никак. Я же собирался в институт физкультуры ехать, документы на госэкзамен отдавать. Майору рассказал – а тот неожиданно в ответ: "Так поехали, отдашь. У меня машина". Декан кафедры футбола, Вячеслав Варюшин, смотрит на меня и майора: "Ты что, уже с охраной ходишь?" – "Да в армию забирают". Он в шоке. То ли верить, то ли нет. Дело немыслимое, но майор-то натуральный стоит!



– Куда вас отвезли?



– В город Железнодорожный. Койку выделили. Потом автобус за мной прислали с офицером. Говорю ребятам: "У меня день рождения, давайте шампанского выпьем" – "Да ты что! Если узнают – такое будет!" Так и не отметил. Уже на Камчатке удалось чуть-чуть.



– На Камчатку попасть – это надо умудриться.



– Никто в Москве не знал, что со мной и где я. Хорошо, хоть какие-то деньги у меня по карманам были. Отправили в Домодедово с последней партией призывников. Какие-то странные ребята – кто с провинностями, кто с отсрочками… И я с ними – 27-летний капитан сборной.



– Не представляли до последнего, куда зашлют?



– В Железнодорожном день провел – потом отправили одного на автобусе в аэропорт. Офицера приставили, чтоб не сбежал. Говорю тихонько: "Покажи, куда?" Хоть ясно было – если из Домодедово, то на восток.



– Довезли прямо до трапа?



– Да. А куда лечу, узнал лишь на пересадке в Хабаровске. Показывает офицер билет: "На, смотри…" Там выведено – "Петропавловск-Камчатский". Ох, ё! На подводную лодку, что ли? Чтоб спрятать совсем? Там тоже у трапа встречали!



– Куда увезли? Дальше уже Япония.



– Полк стоял минутах в сорока езды, у самого Тихого океана. Ко мне хорошо относились. Всем же интересно – капитана сборной привезли, 27 лет. Никто понять не мог, как я там очутился: "Мы тебя видели по телевизору! Наверное, кого-то убил? Чтоб не сажать – здесь спрятали?" Нет, отвечаю, никого я не убивал.



– Присяга где была?



– В полку. Фотография сохранилась – командир полка идет, а я стою с автоматом. Читаю присягу. В тот момент уже вообще все равно было, что со мной станется. Как во сне. Еще какие-то выборы.



– Что за выборы?



– Наверное, в Верховный совет. Солдаты же в 6 утра голосуют, самые первые. Говорю: "Я не пойду голосовать!" Замполит прибегает: "Как так?" – "А как вы меня сюда засадили? Привезли словно самого последнего преступника! За что я буду голосовать – за эту власть?" На канате-то меня не поведут. Покочевряжился. Потом пошел, проголосовал.



– Поняли – себе дороже?



– Мне-то было наплевать. А вот у людей неприятность могла случиться.