Никита Симонян: Не представлял, как можно покинуть Спартак

• Эта статья в архиве

Легендарному спартаковцу, вице-президенту РФС Никите Павловичу Симоняну – 90 лет! Накануне юбилея он приехал в гости. То, что получилось в итоге, вряд ли можно назвать интервью, скорее, это беседа давних друзей.

«ЗНАЕТЕ, КАК МЕНЯ БИЛИ ЗАЩИТНИКИ!»

– Все вас знают, как Никиту Павловича…

– Но на самом деле я Мкртыч Погосович. Я как-то у отца спросил: «Ты более сложного имени не мог придумать?» А он отвечает: «А знаешь, что значит Мкртыч? Креститель». Но отчество тогда не меняли, так что в паспорте я по-прежнему Погосович.



– Ваш отец ведь не увлекался футболом.

– Он был сапожником, промышлял на базаре у нас в Сухуми. Как-то раз, уже когда я играл за «Спартак» и получил известность, военные, отдыхавшие в санатории, пришли на базар, и одному из них, полковнику, там сказали: «Ты знаешь, кто это? Отец Никиты Симоняна». Тот в ответ: «А ну качать его!» Отец пришел домой смущенный, и мама сказала, чтобы он передо мной извинился. Он ведь бил меня, хотел, чтобы я бросил футбол, хулиганскую игру, как он говорил.



– Многие футбол 50-х годов воспринимают, как нечто очень далекое и диковинное. Мол, не те скорости и техника. Так что за футбол был в ваше время?

– Наверное, неправильно будет говорить, что футбол не прогрессирует. Но недооценивать то время не стоит. Слушал недавно какую-то аналитическую передачу. Елагин говорит Геничу: «Знаешь, как Никиту Павловича били защитники?! А он никогда не отвечал». Что, вы думаете, ответил Генич? «Тогда был другой футбол». А я бы очень хотел, чтобы он встретился, например, с Самариным, Голубевым, Роговым, который любому оторвал бы ноги. Какой футбол был? Свой, того времени, со своими великими игроками.



Мне повезло, что я играл с двумя братьями Дементьевыми. Петр был просто виртуоз. Владел мячом так, как, не знаю, кто владеет сегодня. Правда, он был индивидуалист. А его брат Николай – очень сильно повлиял на наш футбол. Более того, считаю, что стиль «Спартака» – контроль мяча, чувство своевременного паса – пошел от Николая Дементьева. Многие свои мячи я забил с его филигранных передач.



– Потом был Нетто, который чуть ли не в приказном порядке запрещал делать длинные пасы, пользуясь средними и короткими.

– У Игоря Александровича, кстати, не был поставлен мощный удар. Поэтому в силу своего самолюбия он никогда не бил издали, чтобы не ошибаться. А насчет коротких передач мне вспомнился один диалог после игры. Сидит Нетто, переодевается. Подходит Гуляев Николай Алексеевич, наш тренер и говорит: «Игорь, ты играл хорошо, но коротко». Нетто: «Я в деревенский футбол играть не буду». Тут, наверное, лучше было промолчать, но Гуляев настаивал: «Нет, длиннее бы играл, было бы острее». Нетто завелся: «Вы просто ничего не понимаете в футболе!» Вступился Старостин: «Игорь, слушай, он же тренер. Он хочет как лучше». Но Нетто было не переубедить.



– Нетто вообще жесткий был капитан.

– Да, помню, как он в 58-м году в финале Кубка был зол на меня. «Торпедо» тогда нас минут 20 терзало, но Ивакин спасал. А потом мы выровняли игру, и выскочили вдвоем с Ильиным на вратаря. Ильин – жадный до гола игрок. От него и паса порой не ждешь. С таких позиций бил, что Нетто хоть и был его другом, тоже порой выговаривал ему: «Засранец, ты с какой позиции лупишь? В газету хочешь попасть?!». И вот мы идем вдвоем, Ильин мне выкатил на пустые ворота. А я чуть промедлил и в итоге упустил момент. Свисток, дополнительно время. Идем в подтрибунное помещение. Игорь Александрович вот с такими глазами говорит: «За это его надо брать и душить!». Я ему в раздевалке: «Что ты орешь? Думаешь, я забить не хотел?» – «Еще бы ты не хотел. Но надо же было забивать!». В дополнительное время я в итоге забил победный мяч. Говорю Нетто, мол, чего ты кричал-то, выиграли Кубок. А он: «Посмотрите на него, он еще радуется». Вот это Игорь Нетто.



– Шутят, что если вас разрезать пополам, то одна половина будет белая, а вторая – красная.

– Как говорил Андрей Петрович Старостин, которого мы очень любили: «Спартак» ныне и присно и во веки веков». Понимаете, «Спартак» – это типично городская команда. Не принадлежащая ни промышленности, ни какому-то ведомству. И еще там всегда была замечательная атмосфера.



«СТАЛИН СКАЗАЛ: ИДИ ИГРАЙ ЗА СВОЙ «СПАРТАК», НО…»

– В своей книге вы описываете эпизод, когда в 1951 году вас вызвал к себе Василий Сталин. Вам было страшно?

– Нет.



– Почему?

– Молодой был, многого не понимал, не представлял, какие могут быть последствия. Ведь как дело было? Мы отдыхали втроем – Игорь Нетто, Анатолий Ильин и я – в санатории в Кисловодске. Пошли в кинотеатр. Вдруг прямо посреди сеанса зовут: «Симонян, на выход». Выхожу, у входа в зал стоит адъютант Сталина, с ним еще один человек. Говорят, мол, мы приехали за тобой, Василий Иосифович просит, чтобы ты перешел в его команду. Отвечаю, что никуда не перейду. Поехали, говорят, мы тут недалеко в другом санатории остановились. Ну, поехали. Они начали, мол, Никита, ты с Всеволодом Бобровым составите такую связку в центре нападения, мы всех растерзаем. Стою на своем, что никуда не буду переходить. Те продолжают, говорят, что Василий Иосифович, как депутат Верховного Совета приглашает тебя на прием. Отвечаю, что никуда я из «Спартака» не уйду. Наливают рюмку: «Давай выпьем». Выпили. Короче, напоили меня. Говорят: «Мы – два адъютанта. У нас на аэродроме стоит военно-транспортный самолет, ждет. Ты представь, что с нами будет, если мы вернемся и не выполним задание? Поехали. А там уже у Василия Иосифовича откажешься». Ну, я молодой, ветер в голове, выпил еще, море по колено. Ладно, говорю, поехали.



Летели часов пять, я как раз поспал. Приземлились, повезли меня в особняк Василия Сталина на Гоголевской набережной. Если честно, сейчас уже не помню, был он тогда пьян, или нет. Кажется, немного все-таки был. Сталин сказал что-то своей свите, а потом бросил мне такую фразу: «Я поклялся прахом матери, что ты будешь в моей команде. А такие клятвы я нечасто даю». А я, повторяю, по молодости, не соображая ничего, не думая о возможных последствиях, говорю: «Василий Иосифович, я хочу остаться в «Спартаке». Он мне в ответ: «Да? Ну, иди тогда». Я бросился бежать вниз, меня нагоняет адъютант, просит вернуться. Возвращаюсь. Сталин спрашивает: «Может, ты боишься препятствий со стороны Хрущева? Не волнуйся, я с ним все улажу». А Никита Сергеевич был тогда первым секретарем областного отделения партии. Говорю: «Василий Иосифович, знаю, что если я дам согласие, то через пять минут буду в вашей команде. Я в «Спартаке» состоялся как игрок благодаря тренерам, партнерам. Разрешите мне остаться». Тот оборачивается к свите: «Вы слышали, человек мне правду в глаза сказал. Иди играй за свой «Спартак», и помни, что я тебя приму в любое время по любому вопросу». Я вернулся домой – жил тогда на Новопесчаной улице – вдруг звонок в дверь. Открываю, стоит солдатик, с билетом на поезд до Кисловодска и обратно. Говорю: «Да я же просил только туда, обратно я бы сам взял». Он мне: «Ничего не знаю, приказ командующего».



Возвращаюсь в Кисловодск, прошло уже несколько дней, там меня ждет Нетто. «Ты где шлялся?» – спрашивает он со своей неповторимой интонацией. А у меня в руках этот проездной документ, так называемая «Форма № 28», с красной звездой. Говорю: «Перед вами офицер советской армии». Нетто мне: «Не болтай». Отвечаю: «Чего не болтай, видишь, уже и форма № 28 есть». «Болельщики правильно сделают, когда тебе морду набьют», – заявляет Нетто.



Потом как-то раз мы с Сальниковым выходили из ресторана «Арагви», и встретили Сталина. Тот был рад меня видеть, бросился ко мне, обнял. «Так хочется поговорить с тобой о футболе», – говорит. «Да в любое время, и не только о футболе. Давайте встретимся», – отвечаю. Но так и не встретились. Сталин якобы сбил он кого-то, какую-то старушку, и его отправили в Казань, где он и умер. Его перезахоронили на Троекуровском кладбище, и я всегда, когда там бываю, кладу ему на могилу цветы.