Виктор Файзулин: Я победил боль

• Эта статья в архиве

Он абсолютно не похож на убитого горем человека. Напротив — улыбается, шутит, с оптимизмом смотрит в будущее. За два часа откровенной беседы в одном из ресторанов Приморского района Файзулин ответил на самые острые вопросы. Почему не сбылась его мечта сыг

Мог играть сильнее


— Вы еще месяц формально остаетесь игроком «Зенита», верно?
— Да, но сейчас я, как и другие футболисты, числюсь в отпуске.

— Что будет 1 июля?
— Не знаю, честно. Я даже из Петербурга уеду лишь в начале следующего месяца, чтобы быть в курсе событий. Наверно, надо будет приехать в клуб и забрать трудовую книжку. Пожмем друг другу руки, поблагодарим за сотрудничество. И все.

— У вас есть ощущение, что завершается самый значимый период в вашей жизни?
— С точки зрения карьеры я бы не назвал его самым значимым и важным.

— Даже так?
— Да. Этап, связанный с «Зенитом», без сомнения интересный, фундаментальный, определяющий. Супруга, дети, известный клуб, успехи — все это вместилось в это самое десятилетие.

— Вы можете себя сравнить себя с тем 22-летним Виктором Файзулиным, который впервые приехал в Санкт-Петербург в 2008 году?
— Я прилетел в Питер один, супруга присоединилась позже. Был полон амбиций, куража и драйва. Вагон желаний! После рождения первого ребенка изменилась степень ответственности, с каждым прожитым днем я стал получать жизненный опыт. Наверно, с возрастом меняется мировоззрение каждого человека, так что что-то новое я вам вряд ли расскажу. Вспыльчивость? Я не скажу, что импульсивен. Да, на какие-то события реагировал остро, но в целом каким был, таким и остался.

— Я пересматривал наши с вами интервью и обратил внимание на две фразы. Первая: «Я вряд ли стану великим футболистом». Как вы оцениваете то, чего вам удалось достигнуть на футбольном поле?
— Так же! (Смеется.) Ну какой я великий? Для меня фигура планетарного масштаба — Месси. С другой стороны, для парня из Находки я добился больших успехов.

— Очень больших — вы обладатель Кубка УЕФА и Суперкубка Европы, играли на чемпионате мира, трижды выигрывали чемпионат России, завоевывали Кубок страны, забивали бразильцам! Это очень высокий уровень!
— В целом да. Но, опять же, кто как определяет. Для россиян, наверное, великим соотечественником современности является Аршавина. Спросите Месси — он назовет Пеле и Марадону. Все субъективно.

— После чемпионата мира в Бразилии вы сказали мне, что есть футболисты, уровня которых достичь нереально, то есть у каждого существует свой потолок. Изменилась ли ваша позиция?
— Нет, не изменилась — у каждого действительно есть определенный предел. Другой вопрос, как человек распоряжается своим талантом и мастерством.

— Вы достигли своего потолка?
— Нет. Думаю, что мог играть сильнее и раскрылся не на сто процентов.

— Виной тому травмы?
— Опять же нет. Дело в том, что на своей позиции атакующего полузащитника я отыграл всего два с половиной года. Не крайнего атакующего, а именно центрального. Почему так произошло? Много причин. Один тренер видел меня в иной роли, у другого была мощная конкуренция, которую я не выдержал. Однако как только я сформировался как футболист на своей позиции, пошли травмы. Я сам прочувствовал этот момент. Опыт, возраст — мне было 28 лет — все располагало к дальнейшему прогрессу. Но получилось так, как получилось.

— Подтверждение вашим словам — гениальная передача на Смольникова в матче с ЦСКА в сентябре 2015 года.
— Ну по одной передаче вряд ли можно судить (улыбается). Просто, повторюсь, перед травмами я находился в очень хорошей форме.

— Что было бы, если бы не трагедия с левым коленом?
— Сложно сказать. Футболист, если он не Месси и не Криштиану Роналду, человек зависимый. Пришел новый тренер — поменялась тактика, изменилось расположение игроков на поле. Атакующая или оборонительная игра, как наставник общается с игроком, доверяет или не доверяет — словом, масса нюансов.

— Продолжайте.
— Конкуренция, например. Одному игроку она помогает, другому нет. Мне, например, конкуренция только мешала.

— Почему?
— Чувствовал постоянное напряжение, испытывал скованность — как сыграть, кому отдать. Мне было проще играть на доверии. Однако знаю игроков, которых, напротив, схема «поставили-напихали-посадили» только подстегивала.

— Как вы реагировали на скамейку запасных?
— Работал. У меня всегда были цели, к которым стремился. Нальчик, «Зенит», сборная — все последовательно. Сидеть и обижаться на тренера — путь в никуда.

— Были ли моменты, когда вы могли уйти из «Зенита»?
— Да. Самый реальный шанс был с «Краснодаром». Мы не договорились совсем немного.

— Речь шла об аренде?
— Нет, о продаже.

— Какой год?
— 2011-й, когда «Краснодар» только вышел в премьер-лигу. В «Зените» я играть перестал.

— Спаллетти уговаривал остаться?
— Нет, он был двумя руками за мой переход.

— Остановили деньги?
— Не только. Это сейчас «Краснодар» борется за Лигу чемпионов, а тогда никто не представлял, на что способен дебютант высшего дивизиона. К тому же у «Краснодара» не было ни инфраструктуры, ни традиций. Скажу так: если бы тот «Краснодар» был нынешним «Краснодаром», я бы согласился на предлагаемые условия.

— Размеры контракта влияли на ваши решения?
— После окончания первого контракта с «Зенитом» следующее соглашение мы переподписали сразу. Единственная заминка произошла при Спаллетти и Корнееве. На тот момент я не устраивал главного тренера, поэтому вопрос о моем трансфере был актуален. Но деньги не стояли во главе угла. Переговоры с «Краснодаром» продолжались, мы постепенно сближались по финансовым условиям, однако в «Зените» кто-то сломался, и Спаллетти стал ставить меня в состав. Так все и продолжалось вплоть до 2013-го года, когда я заключил с «Зенитом» новый пятилетний контракт.

— Условия были улучшены?
— Да. Все контракты с «Зенитом» мы переподписывали на улучшенных условиях.

— Это была инициатива клуба?
— Скажем так, это был взаимный интерес. Насколько вы меня уважаете, насколько я вам нужен — вот и приходили к общему знаменателю.
Все хотели мне помочь



— Итак, все шло хорошо до тех пор, пока держало колено. Вы можете, положа руку на сердце, признать, что сделали все от себя зависящее, чтобы вернуться в футбол?
— Да, абсолютно все. Я жил на базе целыми днями — и это притом, что зимой в клубе мне сказали, что контракт не будет продлен. Дело, поверьте, было не в контракте — я просто принципиально победить свою боль. Я хотел вернуться на поле, мечтал сыграть на чемпионате мира и, главное, искренне верил в то, что это возможно. Мною двигал чисто спортивный интерес.

— Как проходил ваш рабочий день?
— Тренировался на базе по несколько часов, получал физиотерапевтические процедуры, затем ехал к остеопату. Каждый день я был погружен в один и тот же процесс: база, тренировки, иглоукалывание, массаж, поездки от одного доктора к другому.

— Предлагал ли вам «Зенит» досрочно разорвать отношения?
— Нет, этот вопрос ни разу не поднимался. Лишь зимой Вячеслав Малафеев сообщил, что клуб не планирует продлевать соглашение. Мы поняли друг друга и дорабатывали контракт без взаимных претензий.

— Многие считают, что ваше возвращение в футбол при столь сложном диагнозе изначально было невозможно. Вы же утверждаете, что искренне верили в победу над болезнью.
— Зимой я должен был ехать на сборы, поскольку по всем врачебным характеристикам я был готов к работе с командой. У меня были огромные амбиции, я, повторюсь, ставил перед собой цель сыграть на чемпионате мира. Дело оставалось за малым — мне нужно было тренироваться на естественных полях, работать с мячом, выполнять общекомандные упражнения. Я закачал ногу в тренажерном зале, колено держало.

— В декабре 2017-го вышло в свет ваше интервью, в котором вы пообещали, что сыграете на чемпионате мира. Признайтесь — зачем вы это сделали?
— Я искренне верил, что это возможно! У меня была положительная динамика, я спланировал очередной этап подготовки на тот период, когда команда находилась в отпуске. Поверьте, такой динамики, как после последней операции, у меня не было никогда! Если после первого хирургического вмешательства я уже через два месяца понял, что что-то не так, то сейчас не чувствовал никакого дискомфорта! Нога перестала отекать, колено выдерживало нагрузки, оставалось только набрать форму. Но получилось так, что я прошел медосмотр 15 января, когда основной состав улетел в ОАЭ. Вот и вся история.

— Мне бы очень хотелось, чтобы вы не просто совершили круг почета по стадиону, а провели на футбольном поле в матче со «СКА-Хабаровск» хотя бы несколько минут.
— Это было технически невозможно — я не был заявлен на чемпионат.

— Сейчас у вас есть ощущение, что смогли победить недуг?
— Да, есть. Я два с половиной года, до зимы 2018-го не мог не то что профессионально играть в футбол, а с ребенком гонять мяч! Могу с уверенностью утверждать — я победил боль.

— Тогда почему вы приняли решения закончить карьеру?
— А смысл продолжать? Во-первых, я отдаю себе отчет в том, что через пять, десять лет мне потребуется ставить искусственный сустав. Сейчас же, вне профессионального футбола, я отсрочу этот неприятный момент. Во-вторых, я поиграл на самом высоком уровне и не видел смысла делать шаг назад.

— А если бы поступило предложение от клуба премьер-лиги, выгодное по деньгам и интересное по задачам?
— Нет, нет! Я ведь так и не смог проверить свои силы в общекомандных упражнениях. Невозможно дать оценку своему состоянию без некоторых движений. Я бью, бегаю, навешиваю. Объясню, чтобы вы понимали: два месяца назад нога выдерживала пятнадцать минут. Потом двадцать. Затем тридцать, сорок, час. Но до какой степени нога адаптирована к профессиональным нагрузкам, я хотел понять зимой. Не получилось.



— В общей сложности вы перенесли шесть операций?
— Да, шесть.

— География?
— Трижды — Германия. Еще США, Россия, Финляндия.

— Мне рассказывали, что вы стояли перед выбором — либо продолжать играть на уколах, либо рискнуть сделать операцию, после которой ваши шансы играть в футбол расценивались пятьдесят на пятьдесят. Вы якобы выбрали второй вариант. Подтвердите или опровергните эту версию.
— Скажу так: до определенного момента в «Зените» у меня не было никаких проблем. Бывало, конечно, от перегрузок, игры на искусственных газонах и занятиях на песке колено отекало, но все быстро восстанавливалось. Это случалось один, два раза в год — я даже тренировки не пропускал! В Нальчике пару раз откачивали жидкость. Все.

— Когда вы поняли, что без операции не обойтись?
— В январе 2015-го на первой предсезонной тренировке почувствовал боль, какую раньше никогда не испытывал. Что произошло, не знаю, просто колено стало болеть все сильнее и сильнее. Мы начали закачивать мышцу, пробовать самые разнообразные методы. Первую операцию перенес, кажется, в феврале. Тогда впервые и услышал диагноз «артроз».

— Колено было запущено?
— Да. С этим диагнозом я играл десять лет.

— Правда ли, что клинику в США вам помогал искать Юра Мовсисян?
— С Мовсисяном я лично не знаком, но, возможно, через него действительно искали доктора. Не знаю.

— После первой операции в Германии было ощущение, что все хорошо?
— Да. Я же тогда сыграл три игры, помните? Закачивал ногу, проводил много времени в тренажерном зале, получал процедуры, участвовал в тренировочном процессе. Единственный момент — я не должен был проводить на поле весь матч. По версии врачей, с каждой минутой нога должна была адаптироваться к нагрузкам, однако все пошло по другому сценарию: кровь в колене, отеки, боль. Точка невозврата прошла — мне потребовалась еще одна операция.

— Когда вы для себя окончательно поняли, что ваш клинический случай выходит за рамки положительной статистики?
— Я долго анализировал эту ситуацию. Нога болела, но я очень хотел играть в футбол. У меня был контракт с «Зенитом», я мечтал о чемпионате мира. Думал, разобью колено — и черт с ним! Это теперь я понимаю, что такое артроз, как он влияет на биомеханику организма и с какими проблемами придется столкнуться в будущем. Скажи мне сейчас, что проведут шесть операций на колене и сделают пятнадцать дырок в кости, я бы, конечно, задумался.

— Вы могли обойтись без операций и играть на уколах?
— Нет, на уколах мог бы сыграть два-три матча. Вопрос надо было решать кардинально.

— Если бы все отмотать назад, вы выбрали бы такой же медицинский маршрут?
— Знал бы прикуп, жил бы в Сочи (грустно улыбается). Конечно, некоторых операций я бы не делал. Но, опять же, все хотели помочь. Не получилось.

— Можно ли говорить о врачебной ошибке?
— Конечно, можно.

— О чьей конкретно? Немецкой?
— Я бы не хотел об этом говорить. Повторюсь, мне все стремились помочь. Доктор же не хотел принести вред моему здоровью, правда? Может быть, он что-то недовернул, недокрутил. Ошибки неизбежны у всех.

— Вы можете описать характер своих болевых ощущений?
— Это боль, возникающая при повороте ноги на определенный градус. Пережимаются нервные окончания — и все.

— У вас в колене стоит имплантат?
— Нет, контрпротекторы. В двух словах: прокалывают кость, оттуда выходит жидкость, которая загружается в зоны, где отсутствуют хрящи. Необходимо девять месяцев, чтобы восстановилась структура хряща. На таких операциях я потерял два года.

— Даже так?
— Да! После первого реабилитационного периода чувствую, что что-то не то. Пришел к доктору, а он и говорит — слушай, здесь они плохо сделали, жидкость не поступает, хрящ не регенерируется. Я хватаюсь за голову — е мое, столько времени ждал, а тут, оказывается, все плохо. Вот по такой синусоиде и жил: то подъем, то спад.

— Вы перепробовали все известные методики — остеопатию, иглоукалывание, народных целителей. Летали в Сербию, восстанавливались в России. Не помогало?
— Нет. Однажды приехал к знаменитому итальянскому хирургу Мариани. Он посмотрел мое колено и говорит: «Знаешь, я не буду делать тебе операцию». «Почему?» — спрашиваю. Он отвечает: «Если залезу в колено, могу сделать либо лучше, либо хуже. Лучше ждать, когда организм сам адаптируется, а то у тебя там такое наверчено!» В итоге так и уехал ни с чем.

— Сейчас вы можете играть в футбол с друзьями?
— Да, могу.

— В ветеранских турнирах планируете участвовать?
— Ой, не знаю. На таких турнирах масса стыков и непредвиденных обстоятельств. Это такой же футбол, только с участием непрофессионалов. Люди амбициозные, хотят выигрывать, убиваются на поле. Я опасаюсь. Лучше арендую поле, побегаю один или поиграю с друзьями.

— Андрей Аршавин как-то сказал, что ваши проблемы начались с неудачной операции в Находке. Есть истина в его словах?
— Отчасти, поскольку каждая операция несет в себе негативные последствия.

— Осенью прошлого года врач сборной России Эдуард Безуглов сказал, что ваше восстановление перешло в заключительную фазу. Это было реальное положение вещей?
— Да. Никто — ни я, ни Безуглов, ни другие посвященные в ситуацию не говорили неправду. Все отражали реальное положение дел. Зачем мне было кого-то обманывать и вводить кого-то в заблуждение?
«Зенит» запомнится болельщиками



— Сколько мячей вы забили своей многострадальной левой ногой?
— Плюс минус столько же, сколько и правой (смеется). Не знаю, не считал.

— О чем вы мечтали все это время помимо того, чтобы победить боль?
— О чемпионате мира. Я выигрывал чемпионат России, финансовых задач не было, поэтому хотел только одного — сыграть на домашнем мундиале.

— Чем вам запомнится «Зенит»?
— Болельщиками. Инфраструктурой, организацией дела. Гостиницы, питание, перелеты — в «Зените» все это было статусным.

— Стадион «Санкт-Петербург» аплодировал вам стоя, когда вы совершали прощальный круг после матча с хабаровскими армейцами.
— Было очень приятно. Трогательно.

— Какие эмоции испытали?
— (После паузы.) Всегда было интересно, что чувствует человек, которого провожают из футбола. Вот почувствовал (улыбается). Грустная история.

— Слезы были?
— Да, были. Но жизнь на этом не заканчивается, правда? Это всего лишь промежуточный этап. Футбол дал мне много друзей и новых впечатлений. Проще сказать — эти десять лет я провел просто классно! Теперь важно следующий период провести как минимум не хуже.

— Игровые майки с двадцатым номером сохранились?
— С каких-то значимых игр да. С решающих матчей чемпионата России, расписанные партнерами, например.

— Где сейчас футболка, в которой вы забили «Баварии»?
— Понятия не имею. Футболка сборной России, в которой забивал бразильцам, висит дома, а где остальные, не знаю. Честно.

— Олег Самсонов рассказывал, что у вас был спор на предмет того, забьете ли вы в полуфинале Кубка УЕФА немцам. Самсонов ставил на то, что забьете. Выполнили ли вы условия пари?
— А я не помню! Наверно, выполнил, поскольку в противном случае Олег меня попросту бы съел! (Смеется.)

— Какие слова вы сказали своему другому близкому товарищу Виктору Васину, узнав о его травме?
— Конкретно не помню, но посыл был таков — ничего страшного. К таким вещам надо относиться спокойно. Случилось — и случилось, зато в отпуске побольше побудет. По себе знаю, что самое худшее в таких ситуациях — о чем-то жалеть. Человеку необходимо перестраиваться на другую волну и начинать искать позитив.

— С Манчини у вас были беседы?
— Одна. При знакомстве.

— С Луческу?
— Чаще. Переговаривались, общались. Он постоянно интересовался, как идет мое восстановление. В тот момент все еще верили, что я вернусь в футбол. Даже когда только пришел Манчини, в клубе спрашивали, сколько мне осталось и когда можно на меня рассчитывать. В «Зените» надеялись, что я вернусь. И я надеялся.

— Как повел себя Виллаш-Боаш, когда у вас начались проблемы с коленом?
— Виллаш-Боаш классный чувак. Я ему говорю: «Мистер, у меня нога болит, мне надо делать операцию». А он мне — «Нет, Фаза, ты готов на семьдесят процентов, нормально выглядишь, поможешь!» Я ему опять: «Тренер, я не могу, мне больно даже ходить — не то, что бегать!» А Виллаш-Боаш опять за свое: «Фаза, ты мне нужен. Выходишь на пятнадцать минут в одной игре, другой — и хорошо». Так мы общались, пока португалец откровенно не сказал: «Я скоро уеду, и мне все равно, сколько ты будешь восстанавливаться. Ты мне необходим здесь и сейчас». Но я был непреклонен: «Не готов». В итоге ударили по рукам, и я уехал на операцию. Вообще от каждого тренера у меня остались позитивные воспоминания. Нравится им Файзулин или не нравится — меня не волновало. Я должен был просто делать свою работу.

— Чем запомнился Фабио Капелло?
— Харизматичный мужчина. Много не говорил, никогда не повышал голос, но при этом мы все постоянно находились в легком напряжении. Это он умел здорово! Как только Капелло появлялся, все переходили в состояние правильного стресса.

— Как сами футболисты оценивали футбол, в который сборная играла при Капелло?
— Мы играли со страстью.

— Да, но сборную постоянно упрекали в отсутствии импровизации!
— Это было тоже. У нас была команда, с которой всем приходилось считаться. Не припомню, чтобы нас кто-то рылом возил, кому-то с нами было легко. Да, моменты создавали туго, но зато показывали вязкую, неприятную для соперников игру. Скажу так: если бы я оказался по другую сторону баррикад, ни за что не хотел бы играть с такой командой, как сборная России времен Капелло.

— Как, на ваш взгляд, выступит сборная России?
— Хорошим результатом будет выход из группы. А дальше посмотрим.

— Невыход из группы на чемпионате мира в Бразилии можно назвать вашей главной спортивной неудачей?
— Я по-прежнему считаю, что выйти в плей-офф нам помешало стечение обстоятельств. Так бывает. Сказать, что мы по делу не вышли из группы, я не могу. Лично у меня претензий к себе нет. Я всем остался доволен.
Хочу воспитывать молодежь



— Ключевой вопрос — что будет дальше?
— Я останусь в футболе. Мне нравится воспитывать молодежь — этому делу и хочу посвятить себя в ближайшем будущем. По моему убеждению, сейчас игроков растят не так правильно. Эта тема не дает мне покоя. Хотим создать футбольный клуб, способный в будущем конкурировать с «Чертаново».

— Почему именно с этим клубом?
— Потому что, на мой взгляд, на сегодняшний день это лучшая школа в России по подготовке молодых футболистов.

— Где будет располагаться база вашего клуба?
— Во Всеволожском районе. Планируем построить несколько полей с натуральным и искусственным покрытием самого последнего поколения. Манеж, тренажерные залы, восстановительные центры — словом, хотим создать всю необходимую инфраструктуру.

— Вы отдаете себе отчет в том, что вам придется выдержать высокую конкуренцию со стороны Академии «Зенита» и СДЮСШОР «Зенит»?
— Это немного другая история. Цели у нас одинаковые — воспитание подрастающего поколения, способного со временем вырастить в мастеров самого высокого уровня. А вот методы и подходы разные. Основные проблемы возникают на переходном этапе, в 16-19 лет у нас пропасть. Я считаю, что здесь система работает неправильно, поэтому именно в этом сегменте и будут различия.

— Это бизнес-проект, или он имеет социальную направленность?
— Там обязательно будет социальная история. Но в целом это хобби, которое в будущем, возможно, будет приносить дивиденды. Если, повторюсь, все сделать правильно. Мне это безумно интересно!

— Вы любите путешествовать. Какова география ваших ближайших поездок?
— Совершим круиз по Средиземному морю, в августе полетим на родину, в Находку.

— Это зов сердца?
— Да, я очень хочу побродить по родным местам. Давно там не было.

— Нет мыслей помочь «Океану»?
— Мы помогаем, проводим турниры, высылаем деньги. Конечно, хочется, чтобы «Океан» возродился, но это та же история, о которой мы только что говорили. Нужны профессионалы, необходимо контролировать процесс. Людей с деньгами, разбирающимися в футболе, очень мало. В этом самая большая проблема.

— Футбол в дальневосточном регионе вообще развивается очень тяжело — из премьер-лиги вылетел хабаровский СКА, на краю пропасти «Луч-Энергия». В чем причина?
— В том, что люди, распоряжающиеся бюджетными деньгами, мало смыслят в футболе.

— Удивительное совпадение — вы прощались с футболом после матча двух своих бывших команд, «Зенита» и «СКА-Хабаровск».
— Да, я сразу подумал об этом. Круг замкнулся. Символично. Красивая история красиво закончилась.

— В Хабаровске остались друзья, знакомые?
— Да, пообщались перед игрой. Я им говорю: «Боже мой, десять лет прошло, а вы опять вылетаете. Как так?»

— Чьи слова в «Зените» в последние дни запомнились больше всего?
— Все произошло не спонтанно, все всё прекрасно понимали, поэтому и слов особых не было.

— Как вы считаете, чем запомнится болельщикам Виктор Файзулин?
— Наверно, голом «Баварии». Кстати, а вы как считаете?

— Тем, что простой парень из Находки сумел добиться с «Зенитом» очень больших достижений.
— Вы так думаете?

— Уверен. А чем бы хотелось, чтобы вы запомнились?
— Хороший вопрос… Вы знаете, я даже не думал об этом. Знаю, что болельщики любят ярких футболистов, я же не был ни ярким игроком, ни интересным собеседником для журналистов, ни медийной персоной. Словом, не знаю. Дадите время подумать? (Улыбается.)