Сегодня исполняется 72 года чемпиону СССР 1970 года нападающему ЦСКА Борису Аркадьевичу Копейкину!

• Эта статья в архиве

Нетленка,посвящённая этому великому человеку,от Андрея Тепло?

С Днем Рождения, Борис Аркадьевич Копейкин!



Я бесконечно люблю этого человека. Это начало начал моего ЦСКА, моей болельщицкой жизни, моего футбольного детства. Наравне с Владимиром Астаповским и Владимиром Федотовым. Неотрывно и неотъемлемо. Это была настоящая любовь юного армейца, вошедшая в сердце в 1970-ом году.



...Но с армейскими - шутки в сторону,

Заартачишься иль пойдешь в отказ -

Будешь хрен клевать черным вороном,

Где Макар своих лошадей не пас...



Была поездка в Иран, и сразу после нее нас повезли в Баку на матч открытия чемпионата-70 с «Шахтером». По мосту пересекли границу, и автобус погнал в столицу Азербайджана. В Москву же я попал из хабаровского СКА, думал там демобилизоваться, но не вышло. Вел переговоры с Бесковым по телефону насчет «Динамо», он категорически не советовал в ЦСКА попадать — задушат, говорил. Вот я и крутился, вертелся, лишь бы не в армию снова. Женился в Хабаровске на последнем году службы и поначалу планировал вернуться домой, в Челябинск. А тут военное начальство вызывает на «разговор» в Москву. Нарушить приказ нельзя, чревато.



Приезжаю в ЦСКА на беседу. Тогда Всеволод Михайлович Бобров старшим был, а первым, с кем познакомился, оказался Володька Астаповский. С тех пор подружились. Он в морской форме стоял, тоже ждал разговора с армейским футбольным начальством. Покурили в туалете, «потрещали за жизнь нашу подневольную».



Я уже «подъемные» успел получить в «Динамо», поэтому стал отказываться, отпирался, как мог. Мне даже над ухом ключами от квартиры позвенели — не знаю, от квартиры они были или от сарая какого-нибудь, но аргументы у них имелись в свою пользу. Жену я дома оставил перед поездкой, со мной тренер из Челябинска поехал для поддержки и с надеждой, что в Челябинске играть буду. Дня три я упирался, не давал согласие. Вызывают в очередной раз. В клубном кабинете посадили, дали ручку, бумагу — пиши и все, хватит выпендриваться! А я уже неделю в отказ иду. Володю Астаповского опять в коридоре встретил, тот говорит, подписал все бумаги, теперь армеец. Молодец, отвечаю, только я не хочу.



Но попробуй, обойди такую махину военную! Надели на меня «робу» и отправили в роту. С утра давали чистый лист бумаги и ручку, вечером я уходил из кабинета, листок оставался чистым. Никуда не отпускали — ни в город, ни по части ходить — вообще никуда. Обедать, ужинать на «Песчанку» возили в солдатскую столовую. Жена на Урале, я взаперти — что за «судьба такой»? В Челябинске хотел в «Уралмаше» остаться, так Валентин Николаев забрал в СКА (Хабаровск), а там та же песня. Когда же военные увидели Адамаса Голодца, наматывающего круги вокруг «Песчанки», то сразу поняли, куда я «лыжи навострил», поэтому в роту и отправили.



Ко мне ребята из ЦСКА стали подходить при случае, спрашивали, почему упираюсь, не подписываю документы и не играю, хватит уже. Олег Маркович туда же: не валяй дурака, вдалбливает, путевку дам вам, молодым, в санаторий. Отдохнете и за работу. Я тогда и жену пожалел, и себя. В итоге подписал все, что требовалось.



Поселился со Светланой (женой) на «Песчанке» в пансионате. Съездили в Сочи, а потом сборы, Бирма и Пакистан. Мы с Володей Астаповским сдружились, многие годы на сборах комнату делили, в основном вместе располагались. С родными подолгу не виделись — позвонить или неоткуда, или некуда, домашних телефонов тогда еще не было. В той же Кудепсте, чтобы в Москву звонок сделать, бог знает куда бежать надо, да там еще очередь. Так и жили. Мне Всеволод Михайлович Бобров лично квартиру пообещал.



Слово он сдержал, и дали мне «хату» в Серебряном Бору, только мне там как-то неуютно стало со временем. Когда мы «золото» взяли в семидесятом, всем квартиры начали выдавать, как раз там, в одном доме. Володя Поликарпов, Коля Долгов, Володька Дударенко, да и Витька Понедельник тоже туда попал. Он один жил тогда на последнем этаже, собирались вместе у него. Только все в одном доме… куда от жен деваться? Шаг вправо, шаг влево — расстрел! Ребята отличные, но в одном компоте тоже плавать неохота, все на виду. Короче, отказался я от этого ныне престижного места, стал ждать другой вариант. В итоге дождался, что «сломали» меня в Ворошиловграде, а начальство обвинило, мол, специально я это сделал, обидевшись, что квартиру не дают.



Тогда ребятам ордера выдавали в районы станции «Лось» или «Лосинки», а здесь центр почти, да и Володька рядом. Так вот, эти ордера в Моссовете меняли по блату на другие районы — я и попал на Автозаводскую. У наших детей с Астапом даже коляски были одинаковые. Я где-то по большому блату достал — плетеные, импортные! У нас дома раскладушка была за тринадцать рублей, обедали на большом чемодане, три ложки, три вилки, три стакана. Но главное, квартира своя. Этого не отнять было у Минобороны: с жильем у нас лучше дела обстояли, нежели в других командах. Когда мы чемпионство взяли, опять вызвали к военному начальству: что, мол, в рядовых запаса ходишь, пора в офицеры.



Тут и я уже понял — надо. И с ребятами сошелся хорошо, и к клубу проникся чувствами. Прописка московская. Ведь когда я только попал в команду, целый набор игроков имелся по позициям, без меня хватало. Не говоря о Володе Федотове, Абдураимов подавал надежды, Вшивцев, Старков… много ребят было. Я и не думал, что закреплюсь в составе. Не хотелось время терять, потому и брыкался. Но Николаев оттянул Федотова чуть назад и высвободил мне «зону боевых действий».



Кто молодому бойцу мог дать какие-либо гарантии? Да никто! На примере Володи Астаповского: он каким вратарем по счету приехал? Пусть третьим. Вот и у меня три игрока были на место. Но случилось так, что мы с ним выстояли и завоевали место в составе. В общем, много было претендентов на одну позицию казалось, что ловить нечего. Но потом у Абдураимова что-то в личной жизни не заладилось, он в Ташкент стал проситься. Юрка Вшивцев кукситься начал — ноги болят, не могу играть — и ушел в динамовскую структуру. Молодой Старков, он с сорок девятого, вроде не потянул, и место освободилось, стала мозаика складываться. Как я уже говорил, Володю Федотова Валентин Николаев немного назад подвинул, и пошло дело.



Так же и у вратарей: Пшеничников, Шмуц и еще несколько человек впридачу вместе с Астапом. Леня Шмуц таланта неимоверного был, но с ленцой. Если Володька пахарем всю свою футбольную жизнь оставался, то Шмуц не особо усердствовал на тренировках, поэтому предпочитал бить Астаповскому. А тому этого и надо. Столько труда, столько пота вратарского! Володя все поля им пропитал, где занимался. Я как вспомню, жуть берет. Леня только комментировал: мимо, мимо, штанга, мимо, а Вова «летал». Если же из женского рода заприметит кого, так у него крылья сквозь футболку прорывались, у орла нашего.



В Архангельском с хоккеистами хорошие были отношения, только Третьяк покоя не давал— угнездится внизу, в холле, с кем-нибудь и ля-ля-ля, ля-ля-ля! Спать охота, а у него еще мяч теннисный с собой — то об пол стучит, то об стену. Я уж взмолился как-то. Он: да-да-да, Боря, — а потом забудет и опять…



В том-то и дело, что слишком много их было (старших тренеров), не успевали привыкнуть. Бобров, конечно — по многим качествам: мало того, что легенда, он еще и человечным был, душевным. Если провинишься, заставит пахать так, что семь потов сойдет, но в состав всегда поставит. Не все и не всегда так же поступали: кто-то мог надолго на лавку посадить — у каждого свои методы воспитания. Иногда в ущерб результату характер свой показывали. Валентин Александрович (Николаев) — тот спать не мог спокойно, как «Большой брат» за нами следил.



У москвичей свои машины были, они их подальше где-нибудь поставят от николаевского «всевидящего ока», а потом потихо-о-о-нечку, на цыпочках, за ворота; мы же, «лимита», днями и ночами торчали на базе. Даже будки телефонной не было, на станцию бежать надо. А Николаев уже по кустам шарит: кто, где, когда, куда? Всякое бывало. Приедет Соколов (замминистра Обороны) на собрание, говорит, говорит, а потом: надо чистить ряды.



Перечисляет фамилии Копейкина, Астаповского, Афонина, Капличного… человек восемь назовет. Агапов: ага, ага, слушаюсь! Потом говорят: отставить, затем опять... пойми их! Случались моменты напряжения — я же, как тот попугай хазановский, тоже не подарок был: если «мясо льву в клетку не докладывают», молчать не стану. Вот и попадало не раз за это. Капитаном был, членом партии. Потом повязку Ольшанскому Сереге передал.



Разные тренеры встречались: с кем всю дорогу в «дыр-дыр» играешь, разделишься на команды типа НХЛ и ВХА (тогда за океаном две лиги было) — в одних воротах Шестернев, в других Гринин; с кем «блины» у сирийских штангистов тыришь, в горку кувыркаешься. Мы тоже жару давали: хоть и армия, а подход к каждому нужен. Когда только пришли в клуб, «молодыми» считались.



Я мячи обычно таскал, а Володя — токи Бернара (приборы такие с проводами). Были ребята и помоложе в команде, но находились в ней дольше нашего. Мы «старичков» по имени-отчеству звали: Альберт Алексеевич, Валентин Иванович, в автобус не заходили, пока они не пройдут. С уважением все делалось. Володю Астапом (Остапом) сразу прозвали, а где Остап, там и Бендер. Они и «токи», за которые он отвечал, «токами Бендера» прозвали и смеялись всю дорогу, пока «великий комбинатор» волок их на себе в чемодане.



Мы сезон-74 закончили, погоняли мяч в «дыр-дыр» на тренировке и хотели в бане попариться. Переоделись, причесались, уже все готово было, автобус ждал. Только в дверь, а там Тарасов объявляет, что он наш новый тренер. Весь проем закрыл. Через десять минут чтобы все на поле были! Отлично попарились...



В Сирию поехали — там или «бетон», или грязь, или камни на полях. Он там все «блины» увел у сборной Вооруженных сил Сирии по штанге. Им тренироваться не с чем, с грифами от штанг ходят, затылки почесывают. А «железо» это допотопное, ржавое, с таким в цирках до революции, наверное, выступали. Бежать надо обязательно перед ним. Если последним бежишь, три кувырка в луже. «Как в луже?» — спрашиваешь. Он кричит: «А вот так!» — сам в лужу — плюх, и пытается кувырок там сделать. Как у Корнея Чуковского, ей богу! Еще ищет, где поглубже!



Нам тогда не до смеха было, Володю Астаповского сколько по стенам заставлял бегать! По воротам ему били пятеро игроков одновременно. Многие тренеры посещали в Москве наши занятия. Канадцы приезжали подивиться на «отца русского хоккея», рассекающего московскую грязь со снегом (ноябрь был, кажется). Юра Чесноков с фланга навешивал в штрафную. Тарасов по полю бегает гоголем перед канадцами, кричит: «Дай мне!» Юра катнул ему на ход, тот едет на животе юзом, головой «бум» в мяч. Снегом черным лицо утирает, ревет, как медведь, обалдевшие канадцы камерами щелкают. Страсть! Там дачи высокопоставленных товарищей были, народу полно за воротами стоит. Радуются «пирожки»: наконец-то возьмутся за этих футболистов.



С Анатолием Владимировичем вообще весело было. Кто не знал Тарасова, мог подумать, что показушничает перед иностранцами. Но он таким и был. Другое дело, что многое не мог уже делать, здоровье не позволяло. Да и в жаркие города, такие, как Ташкент, например, не ездил с нами. Это он придумал после матча на базу ехать, а утром домой до вечера — график до того уплотнил, что дома почти не бывали.



После завершения карьеры игрока, Копейкин уехал в Венгрию, где выступали многие наши футболисты. Шесть лет провел в этой стране, а Астаповский в Хабаровск подался. Каждый по-своему устраивал свою судьбу.



Борис Аркадьевич шутит: Они там будут «бабки» заколачивать, ковры возить, а я здесь прозябать?



После Венгрии я в нашу школу ЦСКА пришел, помогал Жене Николаеву, известному армейскому тренеру (у него потом и Володя в «Россиянке» девчонок тренировал). А мы в начале восьмидесятых просили за Володю в Спорткомитете ВС, в кадры ходили, чтобы вытащить его с Дальнего Востока хотя бы в Подмосковье. Без футбола, вдали от семьи с ума можно сойти. Хорошо, что в Кубинку получилось устроиться. В школе мест не было, а работать, служить надо. Что он и делал до развала страны.



...Память вновь распахнет

Беззаботного детства ворота.

Я не видел прекраснее

Этих волшебных ворот.

Там в одной из атак

Друг мой Толька, конечно, Федотов

Влет Андрюшке - Копейкину

Точно пасует на ход...



Т. Астаповская, А. Тепло "Футбол - вся жизнь моя"