Лотар Маттеус: "Немцам плевать на своих героев"

• Эта статья в архиве

В интервью изданию FourFourTwo Лотар Маттеус рассказал где взял первый футбольный мяч, вспомнил вечернику дома у Марадоны и объяснил, почему не может жить в Германии.

— Ваш отец действительно работал уборщиком на фабрике Puma, а мать делала футбольные мячи?

— Да, это правда, вся моя семья работала на Puma, а я родился там же, где родились Puma и Adidas. Их основали два брата: один — Puma в 1948-м, а другой — Adidas в 1949-м. Во времена моего детства они были самыми крупными производителями бутс в мире. Офис Puma находился в 20 или 25 метрах от моей спальни, на летних каникулах я там подрабатывал. Все, что нужно было для игры в футбол, я получал от Puma.



— Приятно было получить вызов в сборную на Евро-1980 в девятнадцать лет, да еще и выиграть этот турнир?

— Это была сказка, жаль только, что она так быстро закончилась! Я начал играть на профессиональном уровне в 1979 году, перешел тогда в гладбахскую Боруссию из своего сельского клуба. В один прекрасный день ко мне подошел человек и спросил: "Лотар, ты такой талантливый — не хочешь стать профессиональным футболистом? Какой у тебя любимый клуб?" Я болел за Менхенгладбах, потому что их спонсором была Puma; мне устроили просмотр. После первой же тренировки я подписал контракт. Тренером был Юпп Хайнкес. Спустя пять или шесть недель я начал играть за первую команду и ни разу не терял место в основе. Потом я сыграл в Кубке УЕФА, выходил на поле против Мишеля Платини, забивал, мы дошли до финала — а потом я попал и на Евро. За девять месяцев проделал путь из четвертого дивизиона до победы на чемпионате Европы.



— Вы в первом же матче за сборную на Евро заработали пенальти для голландцев в ворота Германии. Сложно было играть после такого?

— Во-первых, пенальти там не было — я нарушил правила в двух метрах от штрафной. Судья был из Франции, месье Вуртц. Я запомнил его имя. Вышел я на последние двадцать минут: счет был 3:0, и тот пенальти изменил ход игры. В итоге мы выиграли всего лишь 3:2. Не самый лучший старт. Я попал в заявку, но на том турнире еще не был важным игроком в сборной. В конце концов, мы выиграли Евро. Это было незабываемо, но, с другой стороны, моя заслуга в этом была минимальной, ну разве что я немного оживил игру с Голландией.



— Что на самом деле произошло в том матче между Западной Германией и Австрией на чемпионате мира 1982 года, когда ни одна команда даже не пыталась забить после того, как вы довольно быстро повели в счете 1:0?

— Такое бывает на каждом турнире. Мы не хотели рисковать: забей Австрия — и мы бы вылетели. Если бы мы забили еще один — вылетела бы Австрия. Это было инстинктивно, не специально. Тогда ходили слухи, что мы так сговорились — две немецкоязычные страны — чтобы выбить Алжир. Но мы не разговаривали с австрийцами до матча. Конечно, для Алжира это был не лучший расклад, но никто не говорил: "А давайте сделаем так, чтобы мы прошли дальше, а Алжир вылетел".



— Как люди отреагировали, когда вы подписали контракт с Баварией практически сразу после того, как не забили пенальти в их ворота в финале Кубка Германии 1984 года?

— Я подписал контракт с Баварией еще за несколько месяцев до этого. Об этом много болтали, потому что Гладбах и Бавария были прямыми конкурентами. Финал кубка был последним матчем в сезоне: я играл за свою старую команду против новой, дело дошло до серии пенальти. Я сказал Юппу Хайнкесу: "Не хочу бить — я сегодня плохо отыграл и как-то не уверен". В том матче я играл правого защитника — совсем не моя позиция. Но он сказал, чтобы я все равно пробил, и я ответил: "Окей, я пробью первый — и все". Я ударил по мячу, и он улетел в небо — до сих пор не нашли. Но Клаус Аугенталер тоже не забил. Мы проиграли на восьмом пенальти. Но все до сих пор вспоминают о моем промахе.



— Что думаете о Хуанито теперь, когда 30 лет прошло с тех пор, как он наступил вам на голову в матче Кубка Европы?

— Это случилось очень неожиданно; такого вообще не должно было произойти — нарушать правила, конечно, можно, но это было больше, чем просто фол. Он вышел из себя и за это получил самое ужасное наказание в истории УЕФА на то время: его дисквалифицировали на пять лет. Мадридский Реал разозлился, они проигрывали и решили, то рефери настроен против них. Мне было, естественно, неприятно, когда Хуанито наступил мне на голову — так нельзя; но спустя несколько месяцев он прислал мне письмо с извинениями. Я ответил, что все в порядке.



— Диего Марадона однажды назвал вас "самым лучшим соперником", против которого он играл. Можете ответить ему взаимностью?

— Да. Я всегда рад его видеть. У нас особенная история отношения: мы не раз играли друг против друга, не только в финале чемпионата мира, но еще и в матчах Интера с Наполи. Он выиграл скудетто с Наполи, а я с Интером; он выиграл чемпионат мира с Аргентиной, я — с Западной Германией, и все это было в очных противостояниях. В конце восьмидесятых и в начале девяностых он был лучшим футболистом мира — уж точно лучше меня. Не могу сказать, что я играл лучше, чем Марадона. Хотя он и говорит: "Я был не лучше Лотара Маттеуса". Мы очень уважаем друг друга.



— Вы неплохо усмирили Марадону в финале чемпионата мира 1986 года — это было непросто?

— С первого матча на том чемпионате мира Марадона демонстрировал высочайший уровень. Он решал исход матчей своей команды, забивал. Но я знал, как нужно играть против него; думаю, он оценил то, что я отбирал у него мяч без нарушений. Большинство соперников просто пытались его убить — в то время на поле разрешалось куда больше, чем сейчас. Но я всегда был в хорошей форме, и полностью сосредотачивался на игре: когда против тебя Марадона или Месси, по-другому нельзя.



В том финале я играл на непривычной позиции, и мы, возможно, уделили Марадоне даже слишком много внимания. После матча Франц Беккенбауэр сказал, что в этом была наша ошибка. Думаю, главная проблема заключалась в том, что я слишком много защищался и мало атаковал. При счете 2:0 мы стали играть иначе: против Марадоны вышел кто-то другой, и я сместился вперед. Мы забили два мяча, но Марадона отдал идеальную передачу для победного гола аргентинцев. Тогда я переместился еще выше. Но я же не мог быть везде! (смеется)



— Вы никогда не гуляли вместе с Диего?

— Было два или три раза. Когда он вернулся в Европу (в 1992-м), первым его матчем стала товарищеская игра с Баварией. После матча он пригласил своих друзей и родных на вечеринку. Диего сел рядом с Клаудией, своей женой, но сказал: "Клаудия, а ну-ка встань, пусть возле меня сядет мой друг Лотар!" Мы гуляли до семи утра. Диего был счастлив: он снова играл в Европе. Даже голый танцевал. Он хотел, чтобы я перешел в его команду после чемпионата мира 1986-го. В 1987 году он отправил трех или четырех людей в Мюнхен с чемоданом денег — хотел, чтобы я подписал контракт с Наполи. А деньги в чемодане не имели отношения к самому контракту, их я должен был получить просто за подпись. Один миллион немецких марок. В то время в Германии нужно было играть несколько лет, чтобы заработать такую сумму. Но я сказал: "Мне не нужны деньги, можете оставить себе". Хотя я и перешел в Интер через год, на тот момент я не был уверен, что хочу покидать Баварию.



— Кто был лучше: миланское трио Марко ван Бастен, Рууд Гуллит и Франк Райкаард, — или немецкая троица Интера: вы, Андреас Бреме и Юрген Клинсманн?

— Нельзя сказать, кто лучше. Интер и Милан всегда враждовали, а люди еще и преподносили это как соперничество троих голландцев и троих немцев. Но дело было не только в нас. В Милане играли чудесные итальянские футболисты: Франко Барези, Карло Анчелотти, Роберто Донадони. Их команда была лучше. В очных противостояниях в основном побеждали мы, но титулов было больше у них.



— Что стало кульминацией вашей карьеры?

— Победа на чемпионате мира 1990 года. Мы с командой отлично провели вместе семь недель. Иногда даже казалось, что это самый настоящий отпуск в Италии. Футбол, конечно, был на первом месте, но Беккенбауэр давал нам полную свободу либо после обеда, либо на весь день. Игроки и командный дух у нас были получше, чем в 1986-м, когда некоторые ребята ссорились между собой.



— Бавария могла бы победить МЮ в финале ЛЧ 1999 года, если бы вас не заменили на 80-й минуте?

— Мне было уже 38 лет, в том матче мы играли по непривычной схеме. На протяжении сезона я играл свободного защитника, нас было трое в защите: я, Куффур и Линке. Но в этом матче мы сыграли в четыре защитника, а я вышел в полузащите: нужно было много бегать, некогда было перевести дыхание. В Барселоне в тот вечер было очень жарко, и после 70-75 минут я сказал тренеру, что устал. Ему оставалось решить: оставить меня на поле или заменить. Для тренера это был знак, что нужно было что-то изменить — так он и сделал. А затем МЮ забил два мяча. Но никто не скажет наверняка, что если бы я остался на поле, этих голов бы не было. Хотя так казалось со стороны. Манчестер молодцы, не сдавались до последнего. Мы контролировали матч 89 минут, могли забить второй, третий, четвертый и пятый гол — но все знают, чем это закончилось.



— Какие у вас впечатления от автобиографии Штефана Эффенберга, где есть пустая страница под названием "Что Лотар Маттеус знает о футболе"?

— Я ее не читал. Стефан был хорошим игроком, я его очень уважаю, но книгу его не читал.



— Вы не жалеете о том, что уехали в Нью-Йорк?

— Я устал, и под конец карьеры мне хотелось чего-то нового. МетроСтарс тогда тренировал Бора Милютинович, хороший парень, и я подумал: "Почему бы не съездить на два сезона в Нью-Йорк?" Я подписал контракт, и через две недели Милютиновича уволили.



— Вы действительно жили в Трамп-Тауэр? Ездили когда-нибудь с ним в лифте?

— Нет, это была Трамп Интернешнл Тауэр — тоже в Манхеттене, но другое здание. Я как-то раз видел его с девушкой в ресторане, но мы особо не разговаривали.



— Вы работали тренером в семи разных странах: Австрия, Сербия, Бразилия, Израиль... Что вам запомнилось больше всего?

— В 2003 году мы с белградским Партизаном выиграли в Ньюкасле и прошли квалификацию в ЛЧ. Первый матч в группе против Порту Жозе Моуриньо мы сыграли вничью 1:1. С тех пор наши карьеры пошли в разных направлениях.



— В 2009 году вы сказали: "Для многих я кумир — Германия должна относиться ко мне с большим уважением". Вы до сих пор так считаете?

— СМИ немного перекрутили мои слова, но немцы действительно не очень заботятся о своих героях. Борис Беккер не живет в Германии, Стеффи Граф не живет в Германии, Михаэль Шумахер не живет в Германии, я не живу в Германии. А знаете почему? Потому то там невозможно жить так, как тебе хочется. Бориса Беккера в Лондоне знают и очень уважают. А в Германии, когда выходишь на улицу, приходится выслушивать кучу дурацких замечаний. Это не очень приятно. Я люблю приезжать домой — ничего против Германии не имею, но мне больше нравится в Будапеште.