Первая в «Зените». «Произвожу впечатление беззащитной девушки - как со мной ругаться?»

• Эта статья в архиве

Проштрафившийся Александр Кокорин жаловался на нее журналистам, а сама она работает вопреки. Единственная в отечественном футболе тренер-реабилитолог Мария Бурова рассказала, есть ли сексизм среди сине-бело-голубых.

В футбольный клуб «Зенит» 33-летнюю Марию Бурову привел Сергей Семак, в чьем тренерском штабе команды «Уфа» она занималась физической подготовкой спортсменов. Фундамент карьеры заложила в столичном «Локомотиве»: за десять лет пробежалась по его ступенькам и освоилась в кабинете руководителя центра спортивной медицины железнодорожников. Чем работа на стадионе «Санкт-Петербург» отличается от ситуаций на уфимском «Нефтянике» или московской «РЖД Арене», а также каким образом анализ крови помогает предотвратить травмы, Мария Бурова рассказала обозревателю издания.

- Я честно прочитал все ваши интервью. Надо сказать, что с момента перехода из «Уфы» их стало в четыре раза больше. «Локомотив» – один из четырех московских клубов, «Уфа» – уважаемый клуб, но еще в начале своего пути. А теперь вы работаете в городе, где на стадионе часто скандируют «один город — одна команда», по улицам ходит пять миллионов главных тренеров и интерес к «Зениту» зашкаливающий. Это сказывается на вашей работе? Для вас это новый вызов?

– Безусловно, я это очень хорошо чувствую. Количество людей, которые подходят на улице, резко возросло, к моему удивлению. В Уфе такого не было, несмотря на то, что город — миллионник.

- Советы дают?

– Скорее, спрашивают или благодарят.

- Опишите ваш типичный рабочий день.

– В девять я на базе. Завтракаю, потому что дома не успеваю, да и не приготовить вкуснее наших замечательных поваров, за что им огромное спасибо. По дороге стараюсь сфокусироваться, продумываю рабочий день: кто меня ждет, с кем надо позаниматься, чтобы ничего не забыть. Потом у нас ежедневная летучка с медицинским штабом. Прежде чем начать работать, мы должны сформировать единое мнение, чтобы все знали, кто какой участок фронта закрывает. Потом — совещание с тренерским штабом. А дальше — закрываем повестку дня. К удивлению многих, работа реабилитолога заключается не только в работе с игроком на поле или в тренажерном зале. Основная часть работы начинается тогда, когда все разъезжаются с базы. Я сажусь перед компьютером и часа три-четыре работаю с информацией. Чтобы подготовить следующие тренировки. Я считаю, что работать с чистого листа неправильно, должна быть концепция, структура тренировки. Не бывает упражнений ради упражнений, должна присутствовать мысль.

- У вас специальный софт?

– У меня много программ, есть те, которые я придумала, есть очень много доступных программ, которые лежат в App Store. Впрочем, можно и с бумажкой и ручкой справиться.

- При всем при этом футболисты болеют. С «Бордо» Дзюба играл с температурой и после гола побежал обнимать доктора. Как зараза проползает к этим богатырям?

– Я больше отвечаю за возможные травмы опорно-двигательного аппарата. Но футболисты все равно живые люди. Мы не можем их в вакуум посадить. Они встречаются с другими людьми, общаются. Сейчас время такое — на стыке непогод. Вирусы, к сожалению, гуляют. Мы занимаемся профилактикой и в этом отношении тоже.

- Прививки?

– Исключить полностью ОРВИ мы не можем. Но слава богу, что наш медицинский штаб может помочь максимально быстро восстановиться игроку, чтобы он вернулся на поле и забивал. В пятницу уже Дзюба прекрасно себя чувствовал.

- Семак в интервью «Фонтанке» сказал, что вас ему рекомендовал Кержаков, в одном из интервью вы говорили, что помогали Кержакову тренироваться перед переходом в «Цюрих». А как Кержаков появился на вашем горизонте?

– Мне позвонил Эдуард Безуглов, главный врач национальной сборной по футболу, попросил помочь поддержать функциональные кондиции Александра. Как раз появилась возможность перейти в «Цюрих» в аренду. Я всегда открыта. На тот момент я возглавляла медицинский центр ФК «Локомотив», мы были рады любому спортсмену.

- За наличный расчет.

– Иногда за наличный, иногда за безналичный. Коммерческая составляющая в той работе присутствовала. Мне настолько комфортно было работать с Кержаковым! Говорю не потому, что Саша — бил, бью и буду бить и лучший бомбардир «Зенита», а потому, что он очень приятный человек. Мы отлично находили общий язык, несмотря на то, что я любитель длительных тренировок: это не час и не два. И мы оба видели результат. Думаю, зачастую это подстегивает профессионалов: можно давать любые упражнения, хоть прыжки на одной ноге на протяжении 30 минут. Если это дает результат, то профессионал это оценит и будет делать.

- В итоге у вас звонок с неизвестного номера, там Семак: «Здравствуйте, Мария, поехали в Уфу»?

– Не помню, или мне дали телефон Семака, или Семак сам позвонил. Поговорили 5-10 минут, я даже не успела начать нервничать. У Сергея Богдановича есть такая особенность: начинаешь с ним общаться, и создается ощущение, что вы знакомы уже очень много лет. Я рассказала коротко о себе, Семак взял паузу, а потом уже Сергей Богданович позвонил с конкретным предложением. Я полетела на сборы «Уфы», чтобы просто посмотреть. Если честно, мне было достаточно сложно решиться уйти с руководящей должности. Все было отстроено, реабилитационный центр «Локомотива» был очень популярный по Москве, не только для футболистов, а вообще среди спортсменов. Непросто после 2,5 лет возвращаться в команду: я же работала с основой «Локомотива» и прекрасно понимала, что меня ждет. Когда руководишь медицинским центром, это к тебе приходят и просят, а я уже сама решаю, что и как делать. Ни за кем не надо ходить, уговаривать, улыбаться, если не хочется улыбаться. В команде — работа другая. Нужно обеспечить итоговый результат. Как только я приехала в Уфу, я сразу поняла: остаюсь.

- Подозреваю, переживаний по поводу переезда в Петербург у вас тоже не было.

– Никаких сомнений. Я уже говорила: я очень надеялась, что пригожусь Сергею Богдановичу, где бы он ни работал. Тренерский штаб, который он создал в Уфе, – это уникальный живой организм, который развивался каждый день. Это очень интересно.

- В «Зените» вы впервые в карьере работаете в режиме игр через два дня на третий. Как это на ваших занятиях сказывается?

– Естественно, мы больше внимания уделяем профилактике травм. Львиная доля поддержания функционального состояния проходит в рамках индивидуальной работы. Точечная работа с мышцами: у кого нагрузить мышцы, у кого, наоборот, разгрузить. Процесс ювелирный.

- Как нагрузить мышцы – я понимаю, а как разгрузить?

– Мышцы очень интересно работают. У каждой мышцы есть антагонист. Если четырехглавая мышца бедра спазмирована и находится в укороченном состоянии, то чтобы ее расслабить, нужно напрячь противоположную мышцу, то есть заднюю поверхность бедра. И тогда антагонист расслабляется — это базовый принцип биомеханики.

- А с икрой что делать?

– Мы напрягаем берцовые мышцы.

- О, у футболистов есть берцовые мышцы. Красота. Другая тема: в «Зените» порвались три крестообразные связки за полгода. Я такой плотности на оси времени в последние годы не припомню. При этом мне все говорили, что это — стечение обстоятельств.

– Естественно, мы провели огромный обзор данных и пытались найти объяснение, почему это произошло. Я очень много внимания уделяю повреждениям связочного аппарата, лекции читаю на эту тему. Связки отвечают за стабильность сустава. Нагружая мышцу, вреда связке особого не наносится. Приседание с большим весом крестообразной связке не вредит — нет такой зависимости. Сухожилия — да, связки — нет. Грубо говоря, стабильность и межмышечная координация напрямую связаны с центральной нервной системой. Утомление центральной нервной системы ведет к возможному повреждению связочного аппарата, потому что человек не контролирует положение конечности. Мозг не понимает, где твое колено, и не включает мышцы, которые должны стабилизировать.

- Эммануэль Маммана выходит в стартовом составе против «Бордо», вы сидите в ложе стадиона «Санкт-Петербург», затаив дыхание?

– Конечно. Я, наверное, переживаю в разы больше, чем игроки, выходящие на поле, тем более после длительного отсутствия. Это всегда знаковое для меня событие. Я начинаю переживать и готовить игрока за 48 часов, нервничаю, напоминаю глупые примитивные вещи, а футболисты смеются.

- В первом тайме Мамману бьют в поясницу, и он падает в штрафной. У вас в голове длинный список нецензурных выражений?

– Да, я вскакиваю со своего места и кричу. А потом думаю: «Не колено! Хорошо!».

- На моей памяти крестообразные связки рвали Николас Ломбертс и Мигель Данни, вылетали они на год. По моим ощущениям, сроки восстановления за последние несколько лет стали существенно короче.

– Я тут с вами не согласна. Я не владею ситуацией с Ломбертсом и Данни, не могу сказать, почему они так долго восстанавливались. В современной спортивной медицине, наоборот, наблюдается тенденция увеличения сроков восстановления после подобных травм. Если года три назад шла речь о 6 месяцах, то сейчас — от 6 до 12. 6-9 — оптимальный срок. До 9 месяцев случается порядка 70% рецидивов: представляете, какая статистика? В НХЛ раньше 9 месяцев тоже не выпускают на лед. Статистика — упрямая вещь. Если ты выпускаешь игрока до 5 месяцев, риск повторения травмы передней крестообразной связки — 100%. Это цифры ФИФА, и выборка — не 2-3 человека, а тысячи.

- Будущее Нобоа?

– Он сделал операцию в Барселоне, сейчас все у Криса идет по плану. Мы надеемся, что с января он приступит к тренировкам на поле и полетит с командой на сбор. Там его ждет специальная работа с мячом, будем давать ему возможность вернуть футбольные навыки.

- У вас же есть своя специфика работы: у тренера по 22 гаврика на тренировке, вы работаете в малой группе. В одном из интервью вы в шутку отмечали, что Кокорин с Мамманой вас уже должны ненавидеть. Как вы разгружаете отношения с психологической точки зрения?

– Нужно очень тонко чувствовать: когда убедить игрока, сказать «ты не прав, нужно продолжить тренироваться». А в какой-то момент нужно отпустить ситуацию. Ты же понимаешь, как это сложно. Футболист по 6 месяцев наблюдает за чемпионатом мира, за тренировками товарищей по команде — это очень сложно. В первую очередь нужно любить то, чем занимаешься, и нужно вовлекать в эту игру футболистов. А футболисты должны видеть результат, объективный результат. Я считаю, что девушке легче.



- Почему? Вас послать нельзя?

– Да, со мной тяжелее ругаться. Я произвожу впечатление маленькой, беззащитной девушки. Ну как со мной ругаться? Я понимаю, что я деспот для них. Но в то же самое время, когда нужно, мне проще улыбнуться, проще погладить по голове, проще пожалеть.

- Вы работаете в предельно сексистском мире. 10 лет назад, когда «Зенит» дебютировал в Лиге чемпионов, поражение от «Ювентуса» один из игроков объяснял наличием сотрудницы клуба на борту. В «Локомотиве» ваши экс-коллеги подарили формулировку «У нас все хорошо, но в команде баба». По моим ощущениям, в «Зените» сейчас все-таки попроще. Может, в иностранцах дело.

– Действительно, ситуация сильно изменилась с приходом иностранных специалистов. Меня тут на днях спросили: «Что для тебя работа?». Я поняла, что для меня самое главное — признание общественности. Потому что все вопреки. Баба не работает в футболе, хрупкая женщина не может работать с мужиками-футболистами, мне всегда говорили, что дальше академии я продвинуться не смогу, мужчины умнее, и ты никогда не играла в футбол. И вопреки этому всему я понимаю, что я сделала очень много полезного. С просветительской точки зрения в том числе: статьи писала и лекции читала. И я понимаю, что есть люди, которым это помогло. Значит, уже не зря. Для меня это самое главное.

- В одном из интервью вы сказали, что анализ крови помогает предотвратить травму. Как?

– Есть определенные гемодинамические параметры, которые мы отслеживаем. У нас есть портативная лаборатория, которая позволяет практически в режиме реального времени после интенсивной нагрузки отслеживать последствия в организме. У нас есть статистика по игрокам, которая дает возможность выявлять индивидуальные тренды. Понятно, что эти нормы отличаются от показателей обычных людей, это все-таки спортсмены. Как только игрок начинает вылезать из своих привычных показателей, для нас это становится сигналом, что что-то пошло не так.

- Вы мосты-то успели посмотреть летом?

– Нет! Мне стыдно, но нет. Сейчас я отвечаю за культурную составляющую, пытаюсь завлечь и семью, и друзей в театры, музеи. Мы ходили на Эйфмана, были на балете «Спартак».

- Спорный выбор для Петербурга.

– Я считаю, что надо смотреть все. Эйфман мне очень понравился. Когда я жила в Москве, мечтала сходить.

- Отлично. Пришлось, правда, для этого в Уфе поработать.

– Это жизнь.

- Я видел вас летом в Новой Голландии.

– Да, есть любимые места. Вообще, если честно, я влюбилась в Питер. Это совсем не тот город, который я ожидала увидеть. Питер влюбляет. Это так красиво! Едешь по городу и любуешься.

- Вы мастер спорта по спортивным танцам. Как часто вы сейчас танцуете?

– К сожалению, уже давно этим не занимаюсь. Нет времени. Я много провожу в тренажерном зале, люблю заниматься вместе с игроками. Но танцы — уже нет.