Анатолий Коршунов: "В "Спартаке" лысым делать нечего!" - сказали в ЦК"

• Эта статья в архиве

Из чемпионского состава "Динамо" 1959-го живы двое – Анатолий Коршунов да Валерий Урин.

Анатолий Александрович не просто бодр и свеж, но и ежедневно ходит на службу. В тот самый особнячок у Нового Арбата, который когда-то знал каждый спортсмен. Для нас новость – легендарный "Совинтерспорт" жив! Начальники в нем те же, что и четверть века назад.



Судьба у Коршунова невероятная – после "Динамо" очутился в "Спартаке". С которым тоже выиграл золото. Потом, как селекционер, набирал будущих чемпионов в спартаковский состав-1969. Дружил со Старостиным и Лобановским. Сказка, а не герой.



…Мы перебираем фотографии. Вот молодой Гаджиев на стажировке в Югославии, вот Яшин, Маслаченко, Старостин, вот Пеле, Эйсебио, Беккенбауэр…



– Это Франц с любовницей? – предполагает один из нас, испорченный.

– Или с женой? – дает шанс тот, что поприличнее.

– С моей дочкой, – рушит версии Коршунов.



– А вот это жена его?

– Это моя жена! С Францем мы давно дружим! В Москве встречали его всей семьей. Он приезжал материал набирать для книжки "Мои враги, мои друзья".



– Зачем в Москву-то?

– Главу про Яшина. Вместе к нему ездили, оттуда на хоккей. Потом и мне, и Леве прислал по экземпляру.



– Вы ж удивительный человек. К спиртному в жизни не притронулись.

– Я с этим делом никогда не дружил. Да и сейчас можете на меня не рассчитывать. Вот вам могу налить.



– Пока воздержимся.

– Как знаете. Один раз я накидался прилично, в 19 лет. Провожал друга в армию. Налили мне стакан – ба-бах, и все. Стало дурно. Вот так "проводил". С тех пор отвращение к спиртному.



– В "Динамо" пили-то прилично.

– Да уж не святые были люди. Но "Динамо" еще ничего в отношении выпивки. Возьмите "Торпедо" – это что-то! Я в молодежной сборной столкнулся с торпедовскими юниорами, уже там закладывали. Валера Воронин, Олег Сергеев, Сашка Медакин, Леха Поликанов… Как они пили – не пил никто!

Поехали мы под маркой "Торпедо" на турнир в Казале-Монферрато. Отыграли, заключительный банкет. Девчонки разносят канапе. Хочешь – шампанское. А хочешь – виски. Все бродят навеселе, лишь мы стоим вдоль стеночки.



– Что случилось?

– А нам тренеры, Бесков с Качалиным, сказали: "Только попробуйте выпить!" Но торпедовцы – ребята ушлые. Раз-раз, глядим – Сергеев уже тепленький. Внезапно замечает его капитан бельгийского клуба: "Олег, иди сюда! Сколько выпьешь?" Сергеев расправил плечи: "В футбольной команде 11 человек. Значит, могу 11 рюмок".



– Силен.

– Рюмки с водкой расставлены, грамм по сорок. Бельгиец побледнел: "Не может быть! На сколько спорим?" Забили на полторы тысячи лир. Для нас деньги огромные – хорошую сорочку можно купить! Парень не знал, с кем связывается. Что такое московское "Торпедо". Мы с Витькой Шустиковым подошли, заслонили их. Отговариваем: "Олег, ты что…" – "Ребята, молчите, мне нужно заработать!" Хлоп, хлоп, хлоп. Все рюмки пустые. У Сергеева ни в одном глазу. Получил деньги – переместился другому столику.

А для меня с детства водка эта – отрава. Из-за отца. Он же был лучший бортмеханик в СССР. Как дальний вылет – работает с самолетами. Челюскинцы, Папанин, Ляпидевский, Байдуков – со всеми дружил. Мотор настраивал, как рояль, на слух: "Здесь подтянем!" А ему великие наливают: "Сашка, ты герой". Спирта у них хватало, все эти челюскинцы мастера были "зажечь".



– На торпедовском уровне.

– Вот-вот. Так и пристрастился к выпивке. Мне было шесть, когда мама его выгнала. Брат Сергей на десять лет старше. Я-то любил отца без памяти, он приходил пьяненький: "Сыночек, ватрушку тебе принес, конфету…" Бабушка со стороны матери его обожала, такая же поддавальщица была. Каждый вечер его ждала, он возвращался с мятой газеткой. Я все всматривался: вдруг что-то мне?



– Оказывалось – не вам?

– Разворачивает, а там разваленная котлета, хлеба кусок, бутылка. С бабушкой садятся – и до дна. Он первым отключался. Бабушка-то до 94 лет четвертинку в тумбочке прятала, на два дня растягивала, – а отец перебрался в Сталинград. Там спился окончательно и умер.



– Не общались?

– Мама сказала – нечего вам об отце знать. В 1958-м с московским "Динамо" приехали туда на товарищеский матч с "Трактором". Получили денежку. Прихожу в гостиницу, дежурная говорит: "Звонит ваш отец, так плакал. Сейчас соединю".



– Поговорили?

– "Сыночек, дорогой, я уже не хожу, ноги отказали. Дай хоть немного денег". Все, что было в кармане, для него оставил. Потом и мама, и Сергей меня крошили: "Этому гаду, который нас бросил?! Как ты мог?" Так и не увиделись. Мне даже не сообщили, когда умер. Зато на примере отца решил – пить не буду никогда.

В "Динамо"-то меня и Игорь Численко, и Валера Короленков, и Володя Беляев уговаривали: "Пошли!" Только завершится тренировка, они бегом под Южную трибуну. В ресторанчике их уже ждали, все налито. Я ни в какую. Они сразу: "А-а, не будешь? Гони трешку…" Давал им три рубля – и отваливал.



– Якушин сам не дурак был заложить за воротник.

– Большой любитель. Но не нравилось ему, когда футболисты пьют. Перед тренировкой мы собирались у Северной трибуны. На том самом месте, где сейчас памятник Леве. Болельщики подходят к Якушину: "Михал Иосифович, можно вас на минутку? В прошлый раз у "Зенита" выиграли, так ваши в "Пекине" нажрались…" – "Так, так, так. Кто?" Ему рассказывают – Федосов, Численко, Шаповалов и Беляев. Якушин выслушает, головой покачает: "Точно?" – "Да! Потом еще взяли бутылки – и к Федосову двинули". У Гешки однокомнатная квартира была рядом с "Пекином". Якушин помолчит – и выдает: "Так вот, дорогие мои, что скажу. У нас в "Динаме" ребята не пьют!"



– Смешно.

– А тренировка заканчивается – он этих четверых оставляет: "Побежали!" Круг, другой. Михей смотрит: "Бежим, бежим…" Потом глянет на секундомер: "Та-а-к…" Они выдыхают – конец мучениям! Но не тут-то было: "Рывок на 30 метров!" Дальше: "Ускорение на 50 метров!" Как ноги заплетаются – на прощание по 15 отжиманий. Еще стоит над душой, сочувствует: "Ничего, ничего, ребятки. Сейчас я из вас всю известку выгоню, и будет легче".



– Прекрасная история. Мы слышали про еще одну – будто у Федосова случился роман за границей с дочкой миллионера.

– Это было! В 1956-м я попал в "Динамо". Нас четверо молодых появилось – Численко, Короленков, Эдик Мудрик и я. Как мушкетеры. Мне 18 лет, уже летаю с командой в Бразилию, Уругвай, Чили. Вот в Аргентину не пустили.



– Почему?

– Потому что там на границе нужно было сдавать отпечатки пальцев. Начальники сказали: "Не надо нам этого. Никаких отпечатков, не будем с вами играть". А с Федосовым история произошла в Бразилии. 1957 год. Прилетаем в Рио, разместил нас клуб "Васку де Гама" на первой линии от Копакабаны. Отель "Люксор". Такая духота, что мы с Лешкой Мамыкиным бутылки воды прямо в кровать выливали. Пока не высохла – надо успеть заснуть.

Днем отправились загорать. К Федосову девушка подходит, на русском: "Вы из Москвы? Распишитесь!" Мы смотрим со стороны – красотка! Всех обошла, расписались ей Яшин, Кесарев, я… Лежим. Минут через пятнадцать крики, бразильцы голосят. Мы вскочили – что такое? А Гешка разглядел ее в пучине. Как рванул! Вытащил, она уже захлебывалась. Даже сейчас вспоминаю – не по себе.



– Думаете, не спектакль?

– Точно не спектакль. Девчонка почти синяя была. Откачивали, пока вода изнутри не пошла. Кто-то позвонил отцу, тот примчался. Оказалось – хозяин магазина сувениров, тоже из русских!



– Отблагодарил?

– Зазвал к себе. Берите, говорит, что хотите. Все для вас. Кто вазочку выбрал, кто костяную голову негритоски. Стол нам накрыл. Тут-то у Гешки и закрутилось. Влюбилась со страшной силой, Федосов был красавец невероятный. Мы все подначивали: "Что ты за дурак? Смотри, какая девочка! Какой отец – миллионер! Женись!"



– Не женился.

– А могло все иначе сложиться. Закончил-то плохо. Грузчиком в продуктовом магазине, ящики таскал. Тогда от красавца ничего не осталось. В пятьдесят с небольшим превратился в старикашку. В 90-е, как других ветеранов, я на стипендию его взял в "Совинтерспорт", лет семь получал… Федосов – умница, все перечитал, что можно. Сколько стихов знал наизусть – хоть Мандельштама, хоть Есенина!



– Потрясающе.

– Приходит сюда, в "Совинтерспорт", взглядом по нам всем проведет – и начинается: "Сейчас я вам прочитаю". А вторая его страсть – цирк. Любил больше, чем стихи. Куда ни приедем – сразу: "Все идем в цирк. Я организую". Кругом нас знали, везде двери открыты. Московское "Динамо"! Кто с нас деньги будет просить?



– Как умер Федосов?

– Весь 2005-й только супруга приезжала за стипендией. Он уже не мог. А в декабре Мудрик звонит: "Вчера Гешка скончался". Выпивал до последнего. Жена жаловалась: "Толь, ничего с ним сделать не могу!"



– Ох, давайте лучше про футбольные путешествия.

– В динамовском турне я с Пеле познакомился. На игру к нам приехал. Всем руку пожимал, меня тоже подвели: "А это наш самый молодой динамовец, Анатолий Коршунов…" Ну, Пеле и Пеле. В 1957-м еще не звучало.



– В том турне вашему соседу Мамыкину ногу сломали чуть не напополам.

– В Уругвае. В центре поля "накладку" сделали. Стык – и треск, всем слышно! Я не понял: это что было-то? Травма жуткая. Я подтрунивал время спустя: "Как ты мне, Леха, помог пробиться в основной состав!" Если б не перелом, меня бы и не выпустили. 2:1 мы выигрывали, уругвайцы давили. Тут я выхожу, головой сбрасываю Рыжкину, тот с лета засадил в "девятину"! 3:1 – все, они готовы. До этого Юра Войнов, которого в поездку из киевского "Динамо" взяли, пенальти бил – так его и камнями закидали, и бананами, и апельсинками. Он разбегался чуть ли не с центра поля. Потом рассказывал: "Ребят, а как я забил-то? Глаза закрыл, разбежался и со всей силы, вратарю промеж ушей. Об одном думал – не дай бог, сейчас башку расшибут…"



– Еще где-то забрасывали?

– В Голландии сволочье кидало что-то. Но там все оседало на беговых дорожках. А в Уругвае их не было, сразу трибуны.



***

– Нападающим вы были классным. Самый памятный гол?

– Как-то за "Динамо" забил в ворота "Торпедо". В падении. Борис Кузнецов длин-н-ую передачу делает, мяч попадает в свет прожектора – вообще не вижу. Ныряю наугад, касаюсь лбом – и Поликанову в "очко"! Бедняга долго вспоминал: "Ты меня опозорил".

Еще один гол запомнил. Играл за одесский "Черноморец", команда у нас была веселенькая. Сзади г…о на палочке, а впереди все расчудесно. Олег Базилевич, Валера Лобановский, Витя Каневский, Валера Поркуян и я. Забивали по три-четыре каждый матч, а пропустить могли еще больше. Бывшего торпедовского капитана Медакина ноги не таскали. Пятнадцать минут побегает – и уже мертвый.



– Это почему?

– Потому что дул целыми днями сухое вино, называлось "шипучее". Типа шампанского. Юрик Хромов, которого тоже из "Торпедо" взяли, шепелявил: "Что ты, в натуре? Вот позвоню в Москву, скажу – ты пьяный постоянно, играть не можешь!" Сашка квасит – а Юрик стыдит. Бесполезно, так Медакин бесславно из-за пьянки и закончил.



– Что за гол-то?

– Ах, да. 1965-й. Тбилиси. Из тоннеля выходим – рядом со мной вратарь Котрикадзе. Оборачиваюсь, негромко ему: "Серега, какое-то у меня чувство нехорошее…" Тот смотрит удивленно, а я закругляю: "Наверное, забью тебе сегодня" – "Да ладно!" И на двадцатой минуте замыкаю прострел Базилевича. Поворачиваюсь: "Сережа, извини…"

На второй круг приезжает к нам тбилисское "Динамо". Стоит уже Урушадзе. За полчаса до конца меня выпускают. 0:1 проигрываем. Первое же касание, прохожу середину поля – и что-то мне в голову стукнуло: "Вот обыгрывать их еще. Ударю-ка отсюда!" Ка-а-к дунул в сторону ворот!



– Неужели забили?

– Мяч странным наклевом – бум! В "девятину"! Урушадзе понять ничего не может. А меня целуют всей командой. Часто в высшей лиге с центра поля забивают?



– Мы не видели ни разу.

– О чем и речь. Когда 75-летие мое отмечали, Володя Пономарев встал: "Анатолия невозможно было ни догнать, ни остановить. Бежал, словно ветер. Но гол с центра поля – это за гранью!"



– Хорошо бежали?

– Очень. Два таких было – я да Валерка Урин. Из чемпионского состава "Динамо" 1959-го сейчас мы вдвоем и остались, больше никого. Бежал я на уровне Рейнгольда. Мы с Валеркой на длинном шаге, а он – тык-тык-тык.



– Правда, вы еще что-то умели. А у Рейнгольда – только скорость.

– Да. Я техничный был. Поле хорошо видел.



– Что ж закончили в 29?

– Я бы не закончил, да и Старостин меня хотел вернуть в "Спартак". Второй сезон в "Черноморец" начал прытко – в пяти матчах четыре мяча. Играем с ростовским СКА, выхожу один на один. Нагоняет центральный защитник, бьет в колено. Так попал, что вывернуло. Разрыв всего, что можно – и крестообразные, и боковые, и мениск. Четыре операции – куда еще играть? Но брат взял в Запорожье, два года там пылил.



– Сергей Коршунов выступал за ВВС. Что про Василия Сталина рассказывал?

– В команде его называли – Хозяин. Брат говорил: "Мы побаивались Хозяина, но уважали". После удачных матчей не скупился на подарки. Особенно, если обыгрывали тбилисское "Динамо", ведомство Берия, с которым Василий Иосифович был на ножах. Заходил в раздевалку, поздравлял и голосил: "Василькевич, заноси!" Следом появлялся генерал-майор. С коробками. Вручал футболистам то серебряный портсигар, то часы.



– С кукушкой?

– Штурманские! Это круче, чем сегодня "Радо".



– Сохранились?

– Конечно. Как и фотоаппарат "Зоркий", на крышке надпись: "Лейтенанту Коршунову С.А. за отличные спортивные результаты в розыгрыше Кубка СССР по футболу 1951 года от В. И. Сталина". Впрочем, игроков он не только баловал. Еще и на гауптвахту сажал.



– За что?

– За пьянку. Однажды загуляли Витька Федоров и Гриша Дуганов. "Комсомолка" разразилась едким фельетоном. С четверостишьем в концовке:

Мы видели Дуганова.

Дуганова – не пьяного.

Дуганова?! Не пьяного?!

Значит, не Дуганова.



– Мило.

– Дней пять на "губе" кантовались. Пока к сыну вождя не пришел Гайоз Джеджелава, тренер ВВС: "Василий Иосифович, отпустите ребят. А то играть некому".



– Брат на "губу" попадал?

– Бывало. С тем же Федоровым, будущим генералом… Или вот история. Жили мы около метро "Аэропорт". Рядом штаб Военно-воздушных сил МВО. Как-то среди ночи стук в дверь: бум-бум-бум. Я, пацан, открываю – на пороге два военных: "Где Сергей Коршунов". Выскакивает брат в трусах: "Что случилось?" – "Одевайтесь! Срочно! Хозяин ждет".



– В особняке на Гоголевском?

– Нет, в штабе. Серега заходит в кабинет Василия Иосифовича – сидят Бобров, Шувалов, Федоров и Крижевский, лидеры ВВС. Смотрят трофейный фильм "Сестра его дворецкого" с Диной Дурбин. Стол ломится от выпивки и закуски. Василий Иосифович наливает стакан водки: "Серега, штрафная!" Тот отстраняется: "У нас же игра послезавтра! С Тбилиси!"



– А Сталин?

– "Пей! Или ты нас не уважаешь?!" Минут через пять второй стакан протягивает. Все, брат готов. Но протрезвел моментально, когда под утро, прощаясь, Василий Иосифович произнес: "А тебе, Серега, скажу – не забьешь Тбилиси, отправлю служить далеко-далеко! Понял?!"



– Забил?

– Два! 5:1 грохнули! На всю жизнь я запомнил слова брата: "Выходил на поле и думал: если не забью, увижу ли вас с мамой снова?"



– Сталин бы исполнил угрозу?

– Легко. Правда, он отходчивый. Упек бы на месяц в часть, а дня через три бы вернул. Кто играть-то будет?



– В 1977-м юношеская сборная СССР выиграла чемпионат мира в Тунисе. Почему повез туда команду Сергей Мосягин, хотя два года ее готовил ваш брат?

– Сначала он "Даугаву" тренировал, вывел из второй лиги в первую. На уход в сборную там сильно обиделись. В характеристике приписали: "Неоднократно нарушал спортивный режим". Сделал это председатель федерации футбола Латвии, который сам же с Серегой и выпивал. Сволочуга! Едва документ попал в ЦК, поднялся шум. Мол, разве можно на чемпионате мира доверить команду такому тренеру? Выезд зарубили.



– Это и подорвало здоровье?

– Бесследно такие вещи точно не проходят. Умер брат в 54 года. После командировки в Уральск. Ехать не хотел, чувствовал себя неважно. Сказал Симоняну, товарищу своему, тот к Колоскову: "Давайте вместо Коршунова кого-нибудь другого направим…" Вячеслав Иванович отмахнулся: "Нет! Должен лететь Коршунов, вот пусть и летит!"



– В каком качестве?

– Инспектора – оценить работу местных футбольных чиновников. У трапа встречали три первых секретаря – обкома, горкома, райкома. Усадили в "Волгу", отвезли на берег реки. Начался бешеный разлив. Им нужно было, чтоб брат все документы подписал. Вот и накачали. Серега отказать не смог. Хотя до этого месяц с женой провел в санатории, в рот не брал ни капли.



– А там сорвался?

– Да. Через два дня вернулся в Москву. Из аэропорта ко мне приехал. С порога: "Налей коньячку. Худо мне". Дома была мама, прикрикнула: "Даже не думай!" Позже знающие люди сказали – может, и надо было плеснуть граммульку.

Он лег, задремал. Вдруг голос мамы: "Сереже плохо!" Я забежал в комнату, приподнял голову, мама тазик принесла. Стошнило. Потом застонал, закатил глаза, обмяк. Так и умер у меня на руках. В графе "причина смерти" написали – ишемическая болезнь сердца. А в морге врач подошла: "Брат ваш сильно пил?" – "Ну так… Выпивал. А что?" – "Печень полностью разрушена". Уральск стал последней каплей.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------



– Самый странный начальник в вашей жизни?

– Был такой в ЦК – Николай Павлович Дымков. "Спартак" обожал! До одури! От этого Дымкова зависело, выпустят футболиста за границу или нет. Однажды позвонил Старостину: "Вы подали список отъезжающих на матч Кубка УЕФА. Владимира Петрова вычеркиваю!" – "Как? Почему?" – "А я предупреждал. Он – лысый, портит общий фон. В "Спартаке" лысым делать нечего!"



– На полном серьезе?

– Да! Старостин на ходу начинает соображать – как бы вывернуться: "Николай Павлович, безусловно, вы правы. Но войдите в положение. Мы без Петрова никак. Во-первых, он единственный, кто в защите способен подменить и Крутикова, и Логофета. Во-вторых, Петров – штатный пенальтист дубля и основы. Кому ж бить, если назначат 11-метровый? А назначат наверняка…" Тот после паузы: "Ладно, выпускаю. В последний раз!"



– А дальше-то? Парик купили?

– До этого не дошло. Дымков осознал ошибку. Сумел его Старостин убедить, что "Спартаку" Петров очень нужен. Даже лысый. С Николаем Петровичем много веселых моментов связано.